Красная Валькирия

  Тверитин соскочил с коня и под грубые шутки возбужденных погоней гусар деловитыми движениями принялся "обихаживать" пленного. Быстро расстегнул и отбросил наплечные ремни, сорвал пояс с патронными подсумками и плоским штыком в ножнах, сбил с головы тяжелую каску и стянул надетый через плечо брезентовый патронташ с дополнительным боекомплектом. Прапорщик отметил про себя: патронов выдают вдоволь, нам бы так!.

  - Колдюжный, Коробейников! В охранение, левый фланг.. Вон туда, на бугор! Цыганков, Сердюк, правый фланг! Глядите, братцы. Германцы, по всему видно, вот-вот пожалуют... Тверитин, кончай "перетряхать" этого тевтона. Сажай и вяжи!

  Пленный вдруг поднял на Прапорщика угрюмый взгляд и глухим голосом что-то произнес. Плохо знавший немецкий язык Прапорщик разобрал только: "Господин офицер". Просит о чем-то, догадался он, наверное - забрать что-то из вещей. Державшийся с достоинством враг внушал уважение. Но разбирать было недосуг.

  - Выполняйте наши приказы, не пытайтесь бежать, - выговорил Прапорщик давно заученную фразу на немецком языке. - Тогда с вами будут хорошо обращаться. В плену вам дадут все необходимое.

  Солдат сдержанно кивнул.

  - Вот и славненько, морда твоя колбасная, - оскалился унтер Денисов. - А теперь полезай-ка ко мне за спину! Тверитин, подсади его!

  Пленный покорно взгромоздился на круп унтер-офицерского коня.

  - Обними-ка меня, сердешный, чисто девку! От так!! - Денисов цепко схватил пленного за запястья и, вытянув ему руки вперед, ловко связал их перед своим животом веревочной петлей с "хитрым казачьим узлом". Таким, наверное, еще скифы вязали своих пленников.

  - Теперь ты никуда от меня не денешься, и не пытайся: рыло вкось сворочу! Готово, вашблогородь! Командуйте "марш-марш", Николай Степаныч!

  Выстрелы застучали прежде, чем Прапорщик успел подать команду. Коробейников и Колдюжный, несшие боевое охранение на косогоре, разрядили в невидимого еще врага по обойме и пустили коней вскачь.

  - Ходу, братцы! Германы! - кричали они. - Верхами идут! Душ двадцать...

  Команда была не нужна. Разъезд рванулся в галоп с места. Прапорщик уводил людей с захваченным пленным к переправе, где на той стороне ждали свои, готовые отсечь погоню огнем. Теперь все решала быстрота коней. Обернувшись, он увидел, как на косогор, развернувшись лавой, выскочили германские кавалеристы. Сытые и бодрые лошади несли их ощутимо быстрее, чем скакали утомленные переправой и маршем гусарские кони. Привстав в стременах, немцы, не жалея патронов, стреляли из карабинов. Прицельная точность такого огня невысока - конь трясет, норовя выбросить стрелка из седла, и прицел скачет вверх-вниз в такт его аллюра - однако плотность у немцев была неплохая. Вокруг засвистели пули. Коробейников вдруг хрипло вскрикнул, словно каркнул, и, упав на шею своего жеребца, охватил ее руками. Скакавший рядом Колдюжный, лихо перегнувшись с седла, перехватил выпущенный им повод и повел коня за собой: это единственное, чем он мог помочь раненому другу. Связанный немец, трясшийся позади Денисова, с надеждой оборачивался назад. Прапорщик поймал его взгляд - в этом взгляде читалось злорадство. И было отчего: германские конники быстро настигали. Решение пришло сразу, как неизбежность.

  - Денисов, к переправе! За пленного головой ответишь! Колдюжный, Тверитин - с раненым за ним! Цыганков, Сердюк - слезай! В пеший порядок! Муратов - коноводом...

  - Слушаю, ваше... - завершение ответа унесло вместе с ускакавшим унтером.

  Резко натянув поводья, Прапорщик заставил Жука вздыбиться и стремительно соскочил с седла еще прежде, чем передние копыта коня коснулись земли. Бросил поводья вытянувшему руку Муратову, припал на колено и расстрелял по приближающимся германцам первую обойму. Сердюк и Цыганков, спешившись, залегли и тоже открыли огонь. Прапорщик не видел, но по характерному топоту копыт чувствовал: Муратов повел лошадей туда, где, по его разумению, они будут в безопасности и одновременно под рукой. Он будет охранять их и по сигналу офицерского свистка сразу приведет, когда наступит время отходить... Если наступит.

   Три винтовки встретили немецких кавалеристов дружным огнем. Прапорщик знал: как бы не был грозен с вида несущийся всадник, для хладнокровного пешего стрелка он - легкая добыча. Если германцы продолжат атаку в конном строю, то тяжелых потерь им не избежать. Однако, понимал это и командир немецкого отряда. Промедлив лишь мгновение, он, даже издалека отличимый от своих солдат не по форме, а по особой офицерской повадке, вскинул руку и остановил их. Четко, как на учениях, германцы спешивались и отдавали лошадей коноводам. В регулярной кавалерии любой страны на троих спешившихся обязательно будет один, который, оставшись в седле, уведет коней. Значит - каждым четвертым карабином меньше!