Красная Валькирия

  Он должен был почувствовать жалость, но почувствовал только стыд. "Святой Антоний может подтвердить, что плоти я никак не мог смирить...". "Огненное искушение" приобрело тогда власть над ним. Иначе он бы никогда не покусился на этот лицемерно-приторный, но такой ядовитый плод! "Но и святой Цецилии уста прошепчут, что душа моя чиста...". Ах, Лери, Лери, Анна Энгельгардт действительно сказала тебе "всю" правду, но в сущности эта правда была ложью. Почему ты не поверила святой Цецилии, а услышала только голос Антония? Духом мы близки, как брат и сестра, как путники, бредущие по одной дороге, за одной и той же звездой. Тысячу раз прав был старый лис и мудрец пан Ежи Твардовский, мы оба - авантюристы, необузданные души, в нас говорит одна и та же властная сила. Пойми это, Лери, и не сердись на меня. Если сможешь... В это мгновение он впервые почувствовал отчаяние. Похоже, все действительно кончено! У этого "змеевидного ангелочка" хватило расчетливого коварства рассказать все так, как ей было выгодно. А у Лери, наивного и чистейшего существа, слишком благородного для этого жестокого мира, конечно же, хватило глупости поверить.

  - Анна Николаевна, я глубоко уважаю вас и вашего отца, профессора Энгельгардта, но любовь - слишком высокое слово, чтобы употреблять его всуе. Вы еще встретите того, кто будет достоин вас, а мне предоставьте идти своим путем, - устало дал ей последнюю отповедь невезучий Дон Жуан.

  - Так знайте, что Лара Рейснер вам изменяет! - Аннушка вскочила со стула и нависла над ним, как палач над жертвой. - В эту самую минуту она, должно быть, находится в гостинице на Гороховой, в этом омерзительном притоне, с мичманом Федором Ильиным! Я знаю это наверняка, я за ней следила!

  - Следили? - рассмеялся Гумилев. - Удививительные метаморфозы произошли с барышнями за мое отсутствие! Нет, последствия войны действительно ужасают! И что же, вошли вслед за ними в номер или изволили наблюдать сквозь замочную скважину?

  Аннушка снова покраснела, а ее монгольские скулы, казалось, еще больше заострились.

  - Нет, в номер я не заходила... - стыдливо прошептала она.

  - Так что же тогда, Анна Николаевна? Как это там, у Брюсова: "Я утром увидал их - рядом! Еще дрожавших в смене грез! И вплоть до дня впивался взглядом, - Прикован к ложу их, как пес..."?

  - Нет, я не стояла под дверью, я тотчас же ушла. - Аннушка растерянно взглянула на Гумилева. Она, казалась, поняла, что ничего не выиграла сегодня. - Милый Коля, ты сам сможешь в этом убедиться, если... Если поговоришь с Федором Ильиным. Он все расскажет тебе, он хочет жениться на Ларе Рейснер! - Аннушка использовала последний "довод королей", но Гумилев все так же иронически улыбался.

  - Увольте меня от лакейских пересудов, Анна Николаевна, - брезгливо ответил он. - Все, что я захочу узнать, я узнаю у самой госпожи Рейснер. А сейчас прошу вас, оставьте меня одного. Я нуждаюсь в отдыхе.

  - Ах, Коля, Коля, - сквозь на сей раз вполне искренние слезы пролепетала барышня, - почему ты не хочешь мне верить?

  Она закрыла платочком заплаканное личико и, шурша туго накрахмаленным платьем, пошла к двери. Тут в ней снова проглянуло прежнее, ядовитое естество, она со змеиной грацией повернулась, метнула на него исполненный презрения взгляд и бросила по-французски: "Miserable!". Резко, театрально хлопнула дверью...

  Он наконец остался наедине со своими невеселыми мыслями. Значит, Лери обижена. Разумеется, теперь, скорее всего, не придет. Обижаться она умеет! Даже если не придет, он все равно найдет ее сам. Но что тогда? Какие найти для нее слова или дела? Лучше всего помогут стихи. Лери не сможет устоять только перед голосом поэзии. Гумилев положил на колени планшетку, достал из прикроватного шкафчика одно из писем Лери и, прямо по обратной стороне письма быстро и вдохновенно забегал его карандаш. Эти строки должны были стать ему защитой и оправданием:

  "Ты розу алую срывала
  И наклонялась к розе той,
  А небо над тобой сияло
   Твоей залито красотой...".

Поселок Окуловка Новгородской губернии, февраль 1917 года

  Николай Степанович и Лариса тихо шли по аллеям старого парка в имении поэта Сергея Ауслендера - давнего друга Гафиза. Когда-то, в таком далеком теперь 1910 году, Сережа Ауслендер был шафером на венчании Гумилева с Анной Горенко, состоявшемся неподалеку от Киева, в церкви Никольской слободки. В том же 1910 году Николай Степанович гостил в усадьбе Ауслендера Парахино, расположенной в окрестностях Окуловки. Теперь они с Лери выбрали для объяснения и встречи не лазарет в Кречевицких казармах, а парк сережиной усадьбы. Странное совпадение или, лучше сказать, зловещая гримаса судьбы: когда-то Ауслендер был свидетелем исполнения его давней мечты - венчания с "черноморской русалкой", теперь аллеям сережиной усадьбы суждено увидеть, как вдребезги разобьется другая мечта Гафиза - надежда на союз с Лери Рейснер.