Красная Волчица

Голос Анники отдавался в голове странным эхом — как будто между внутренним ухом и слуховым центром кто-то установил стеклянную мембрану.

— Что? — переспросила Анна, и ее хриплый голос эхом отскочил от потолка.

— «Паулу с поп-фабрики принудили к оральному сексу», — прочла Анника своим раздвоенным голосом.

Анна Снапхане попыталась сесть.

— Кого?

— Я уже ничего не понимаю в нашей идеологии, — сказала Анника. — Я раскопала убийство журналиста, возможно связанное с терроризмом, мы единственные, кто этим занимается, — и что происходит? Все утро «Эхо» и телевидение говорят о Бенни Экланде, ссылаясь на нас, и что мы сами делаем? Пишем о каком-то дурацком отсосе!

Анна сдалась и снова упала на подушку, прикрывая рукой глаза. Сердце стучало как паровой молот, все тело было покрыто противным липким потом. От безотчетного страха крутило в животе.

Последний стакан был лишним, смутно подумала она.

— Анна?

В ответ раздался надсадный кашель.

— Который час?

— Одиннадцатый час. Я уже съездила в этот чертов музей на военно-воздушной базе, а ты, свеженькая, как старый верный муж, сторожишь дом? Я тут попала как кур в ощип.

Анна даже не старалась ничего понять, она сознавала только, что ей плохо. Опять плохо.

— Все так ужасно и грустно, — согласилась она.

— Ты придешь сегодня вечером?

Анна несколько раз провела ладонью по лбу, попыталась вспомнить, что вообще происходит, но безуспешно.

— Может быть, мы созвонимся позже? Я сейчас не в…

— Я буду дома после пяти.

Трубка с глухим звоном упала на пол. Анна осторожно открыла глаза и заставила себя посмотреть на пустое место рядом.

Его не было и больше не будет.

Она взглянула на потолок, потом вбок, потом перевела взгляд на окно. Вспомнила его запах, его смех, его сердитые морщины.

Это была сделка. Они обо всем договорились.

Прекрасный ребенок, раздельное проживание, идеальное сочетание свободы и ответственности. Никаких долгов, никаких требований — просто уважение и взаимопонимание. У него была своя квартира, своя неделя с девочкой, но они вместе проводили вечера, праздники, Рождество и дни рождения.

Она исполнила свою часть договора, не стала искать нормального мужчину вместо него.

И вот теперь он ушел, перенес свою моногамию на другую даму со шведского телевидения, там нашел совместное проживание и истинную любовь.

Будь она другой — маленькой подружкой, безвредной блондинкой, сладкой и незлобивой, — все сложилось бы иначе, думала Анна. «Он выбрал ту женщину, потому что у меня не было того, чем обладает она». Но они похожи, даже внешне. Мало того, у нее почти такая же работа.

Это был обман вдвойне, и тем горше чувствовала себя Анна.

У нее все было в порядке, все на месте, даже при поверхностном взгляде. Она была хороша своими жизненными установками, своей преданностью.

От жалости к себе в глазах вскипели злые слезы. Она остановила их усилием воли.

Он не стоит ее слез.

Анника до боли стиснула зубы.

Она и не думала улыбаться, во всяком случае этому чертовому идиотскому приоритету, валявшемуся на ночном столике. Было такое чувство, что она оказалась на вторых ролях, даже хуже. Девять лет назад она еще не понимала связи вещей, ей были извинительны ошибочные суждения, и она внимала руководству, стараясь понять все, как нужно. В словах руководителей был скрыт какой-то высший смысл, и она слушала. Она была преисполнена уважения и готовности учиться, не была самоуверенной и постоянно занималась самокритикой, как и многие свежеиспеченные выпускники университетов.

Но теперь она понимала все, и эта приобретенная с годами мудрость наполняла ее чувством парализующей беспомощности.

Иногда ей казалось, что все упирается исключительно в деньги.

Например, выгодно продавать наркотики, а собственники газеты точно так же продают новости.

В иные дни она чувствовала себя лучше, она усвоила связь вещей: коммерциализация гарантировала свободу высказываний и демократию, газета делается на потребу читателей, и это должно быть во главе угла, если мы хотим и дальше спокойно издавать газету.

Она слегка ослабила пальцы, судорожно обхватившие руль, заставила себя расслабиться. База Ф-21 растаяла за спиной, Анника выехала на прямой участок, ведущий к главной магистрали. Она набрала короткий номер полицейского управления. Телефон комиссара Сюпа был занят, и звонок Анники был отложен.

«Хороша я или нет, не играет никакой роли», — думала Анника. Горечь не исчезала. Мысли не уходили, она не могла остановить этот поток: истина никому не интересна, интересна только химера, которую можно сотворить.

Чтобы перестать жалеть себя, она снова позвонила в управление и пустилась в пустой разговор с дежурным телефонистом коммутатора.

— Вся штука в том, — сказал телефонист, — что вам надо просто подождать, и соединение произойдет, как только освободится линия. Подождите, — посоветовал он. — Комиссар скоро закончит предыдущий разговор.

Анника повисла в неведомом цифровом пространстве. Слава богу, в нем было тихо. Электронное исполнение «К Элизе» было бы уже лишним и переполнило бы чашу ее терпения.