Красная Волчица

Она присела в другой угол дивана, ощущая необыкновенную легкость в теле и пустоту в голове и только теперь заметила, как она замерзла. Поджав под себя ноги, она посмотрела на Анну. Анника заметила болезненную нервозность подруги. Бывают ситуации, когда неудача ненасытного поиска ставит мир на место. Но ясно, что Анна пока сама этого не видит. Анника уже научилась уступать, отказывать себе, ограничивать желания — все для того, чтобы сохранить хрупкое душевное равновесие. Анна жадно, большими глотками, пила вино Томаса.

— Понимаю твое удивление, — сказала она, взглянув на Аннику и поставив стакан на столик. — Я даже не вспомнила о Пауле с поп-фабрики.

Анника отломила кусочек печенья, вылепила из него шарик, но, представив, что его придется жевать и глотать, оставила шарик в тарелке, откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.

— Я должна выбрать один фронт, — сказала она, — иначе не справлюсь. Идти к Шюману и устраивать скандал — это то же самое, что стрелять себе по ногам. Спасибо, но, спасибо, нет.

Анна согласно кивала, вертя в руках стакан и любуясь цветом вина.

— Значит, надо выбрать приоритеты, — сказала она.

— Я не могу делать все одновременно, — пожаловалась Анника и всплеснула руками. — Смотреть за домом и детьми, убираться и стирать — это не страшно. Работать по восемнадцать часов в сутки — это тоже не проблема, но я не могу делать все это сразу и одновременно. Вот в чем моя проблема.

— Но тебе точно не стоит меняться работой со мной, — проговорила Анна. — Это я тебе гарантирую.

Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к уличному шуму. За окном прошуршал автобус, стемнело, сумерки заползали в углы и закоулки дворов.

— Мне надо посмотреть «Актуэльт», — сказала Анника, взяла пульт и нажала кнопку.

Мигнув, телевизор заработал. Анна покосилась на зашипевший экран, по которому пробежала тень.

— Новая подруга Мехмета работает в редакции новостей, — сказала она.

Анника кивнула, не отрывая взгляда от экрана, напомнила:

— Ты уже это говорила. Дай послушать.

Она прибавила громкости. На фоне рваной музыкальной заставки ведущий сыпал незаконченными фразами. «… Подозреваемый в деле об убийстве журналиста в Лулео; „Эрикссон“ уведомил о предстоящем увольнении четырех тысяч сотрудников; предложен новый проект закона о библиотеках. Добрый вечер. Но начинаем мы с Ближнего Востока. Сегодня террорист-смертник взорвал бомбу у входа в одно из кафе Тель-Авива. Погибли девять молодых людей…»

Анника приглушила звук.

— Ты полагаешь, у них что-то серьезное?

Анна Снапхане отхлебнула еще вина и сделала громкий глоток.

— Она теперь забирает Миранду из детского сада, — с трудом произнесла она изменившимся сдавленным голосом.

Анника замолчала, пытаясь представить себе, что бы она чувствовала на месте Анны.

— Не могу вообразить, чтобы какая-то чужая женщина водила за руку моих детей.

Анна скорчила недовольную гримасу:

— У меня не столь уж большой выбор, ты так не считаешь?

— Ты не хочешь еще родить?

Сама Анника с опозданием поняла, какой скрытый и мощный смысл таится в этом вопросе, который она никогда бы не задала, если бы не крайняя усталость. Анна удивленно воззрилась на подругу:

— Я хочу быть индивидом, а не функцией.

Анника удивленно вскинула брови.

— Ты и так уже индивид, — сказала она. — Тебе надо подняться выше его обычного мужского ничтожества и стать частью чего-то неизмеримо большего. Добровольно освободиться от власти любого другого мужчины, который в нашем обществе никогда не будет вести себя по-другому.

— Никогда не думала об этом. — Анна выпила еще вина. — Но когда ты это говоришь, то фактически для меня это повод не желать жить с Мехметом. Это единственное, что позволяет мне быть в мире со своими мыслями, иначе я просто сошла бы с ума.

Анника понимала, что Анна всегда думала, будто она, Анника, никогда не одобряла ее отношений с Мехметом, и не представляла себе, насколько все было хорошо вплоть до самого разрыва.

— Человек не становится честнее оттого, что он — просто эгоист, — сказала Анника. — Я хочу сказать, что есть масса вещей, которые мы ставим превыше своих частных интересов, и делаем это ежедневно. И это не только наши дети, то же самое касается работы, спорта, да всего на свете. Сколько можно насчитать людей, которые ходят на работу и при этом остаются чистыми индивидами. И насколько я могла бы оставаться исключительно Анникой Бенгтзон, если бы играла в центре нападения «Тре крунур»?

— Вот, оказывается, где кроется причина моей ненависти к командным играм, — пробурчала Анна Снапхане.

— Но важно, — продолжала Анника, наклонившись к подруге, — стать частью такого целого, какое ты сама находишь чрезвычайно важным, чтобы без мучений стать функцией чего-то неизмеримо большего, нежели твое «я». Почему людей так привлекают секты и другие тесные и замкнутые группы, почему они находят их невероятно привлекательными для себя?

— Секты я всегда ненавидела еще больше, — сказала Анна и отпила из стакана.