Красная Волчица

— Разумеется, из цитатника Мао, — сказала она. — Они цитировали его по брошюре Линь Бяо «Слава победе в гражданской войне», по шестнадцати пунктам «культурной революции»… Народ начал расходиться с площади, и, поняв, что массы не вняли призывам, бунтари, как обычно, предались злобным выпадам.

Вспоминая, Берит грустно качала головой.

— Непосредственным результатом того митинга стало то, что нормальные левые организации потеряли возможность распространять «Искру» и «Вьетнамский бюллетень» на заводах и фабриках. Нашла ты своего Ёрана?

— Я еще немного почитаю, — ответила Анника и уселась на шаткий стул.

— Ты знаешь, где меня найти в случае чего, — сказала Берит и ушла, оставив Аннику в бумажной пыли.

Анна Снапхане как на крыльях летела по ламинату коридора, наступая на прямоугольники света, лившегося из открытых дверей, мимо ящиков с копировальными аппаратами и сплющенных картонных коробок. Кровь в жилах играла и бурлила.

Она выиграла! Три крупные независимые кинокомпании выполнили устные договоренности, заключенные ранее, и продали свою продукцию ТВ «Скандинавия».

Одно из главных действующих лиц заявило уже, что семейство приложит все силы, чтобы заставить их отступить: помимо тотального бойкота новой компании в том, что касается распределения и финансирования, надо готовиться к тотальной проверке всей деятельности «Скандинавии» в СМИ, принадлежащих семейству. Все дела компании будут проверяться и анализироваться, независимо от вида деятельности, можно ожидать кампании клеветы, будут задействованы все ведущие обозреватели, которые будут цепляться к любой мелочи и требовать отставки руководства.

— Думаю, что методы будут самыми мафиозными, — сказал шеф, а он, по иронии судьбы, родился на Сицилии и не отличался особой пугливостью.

Пусть эти черти щиплют свою травку, подумала Анна, испытывая ликование и слыша мысленно, как летят в потолок пробки из бутылок шампанского.

Она села и закинула ноги на стол.

ТВ «Скандинавия» будет работать. Швеция — не банановая республика. Одно-единственное семейство не имеет власти над свободой слова, не может запретить ни одно предприятие, пусть даже оно наносит ущерб его экономическим интересам. При демократии так не бывает.

Она выдвинула нижний ящик стола и достала оттуда непочатую бутылку виски. Напевая старинную песенку, она принялась откручивать крышку. Разве не заслужила она маленький глоточек?

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Она быстро сунула бутылку в ящик, задвинула его и взяла трубку.

— Что ты вчера наговорила Сильвии?

Голос Мехмета был предательски мягким, как бархат, но Анна знала его и понимала, какая серная лава бушевала под этим внешним спокойствием.

— Вопрос интересный, но есть и еще один вопрос: что она делала в детском саду моей дочери? — сказала Анна, чувствуя, как ее мир разлетается на мелкие осколки. От гнева и отчаяния небо за окном почернело.

— Мы можем разговаривать как взрослые люди? — спросил Мехмет, и температура его голоса немного повысилась.

— Какой взрослый план вы имели в виду вчера? Я должна была прийти в садик и обнаружить, что моя дочь исчезла? Что я должна была подумать? Что Миранда убежала от меня, потому что ей лучше с Сильвией? Или я должна была подумать, что ее похитили?

— Ты глупа как пробка! — воскликнул Мехмет, перестав скрывать клокочущую ненависть.

— Глупа?! — закричала Анна в трубку и встала. — Глупа?! Чем вы там занимаетесь в вашей милой семейке? Сначала ты приходишь ко мне и говоришь, что ты и твоя баба хотите взять опеку над моей дочерью, потом она пытается похитить ее из детского сада. В чем дело? Это что, террор?

— Успокойся, — произнес Мехмет таким ледяным тоном, что из трубки повеяло холодом, ненависть сменилась презрительным пренебрежением, от которого Анна оцепенела.

— Пошел к черту, — сказала она и положила трубку.

Она тупо уставилась на телефон. До следующего звонка прошло ровно столько времени, сколько требовалось для повторного автонабора.

— Значит, теперь Миранда только твоя? Как быть тогда с твоими очаровательными идеалами относительно равной ответственности родителей? Как быть с твоими теориями о равноправии и о том, что ребенок принадлежит обоим родителям, а не только одному?

Анна снова опустилась на стул, чувствуя, что впадает в состояние горя, в состояние, которого она всегда стремилась избегать, — сейчас она испытывала горечь, злобу, зависть, она ступила на зыбкую почву, вылезла вся дрянь, и деться было уже некуда, зыбучий песок крепко ухватил ее, и она стремительно погружалась на дно.

— Какой ты милый, — сказала она. — Кто обманул? Кто оставил семью? Кто искушает дьявола? Точно не я.

— Сильвия вчера плакала весь вечер, она была просто безутешна, — сказал Мехмет, и в его голосе тоже прозвучали плаксивые нотки.

Эти крокодиловы слезы окончательно вывели Анну из себя.

— Бог ты мой! — закричала она. — Я еще виновата и в том, что она такая слабонервная.

Мехмет набрал в легкие воздух и заорал, перейдя во фронтальную атаку: