Красная Волчица

— Приблизительно с вечера воскресенья до раннего утра понедельника. Говорят, что вечером в воскресенье он был в городском пабе, а потом, видимо, пошел на автобусную остановку, чтобы ехать домой.

— Он жил в…

— В Свартэстадене. Думаю, что там он и родился.

Ручка перестала писать. Анника, сильно нажимая, принялась чертить в блокноте круги, пока ручка снова не заработала.

— Когда его нашли и кто?

— Нашли его под забором около Мальмваллена, возле завода. Он, видимо, отлетел к забору, как выброшенная рукавица. Какой-то парень шел со смены и позвонил в полицию. Это было рано утром.

— И у вас нет никаких сведений о предполагаемом угонщике?

— Автомобиль угнали в субботу в Бергнэсете, и мы, разумеется, собрали на месте происшествия вещественные доказательства…

Комиссар Сюп замолчал, и Анника принялась лихорадочно записывать. Старый козел за стенкой переключился на МТБ.

— Что вы сами об этом думаете? — негромко спросила она наконец.

— Это наркоман, — в том же тоне ответил полицейский. — Не ссылайтесь на меня. Сейчас версия такова: было скользко, водитель не справился с управлением, сбил пешехода и скрылся с места происшествия. Но мы его возьмем, будьте уверены.

Анника прислушалась к голосам на том конце провода. Люди, работавшие в управлении, постоянно окликали комиссара.

— Еще один, последний, вопрос, — сказала Анника. — Работали вы в Лулео в ноябре 1969 года?

— Да, я достаточно стар и мог бы работать там. Но я пропустил взрыв на Ф-21. В то время я служил в Стокгольме. Меня перевели сюда только в мае 1970 года.

Она вытаскивала из сумки пуховик и перчатки, когда зазвонил мобильный телефон. На дисплее отобразился скрытый номер. Альтернатив было три: редакция, Томас или Анна Снапхане.

Она поколебалась, потом нажала кнопку ответа и зажмурилась.

— Я сижу в своей конторе, как в оперативном штабе, на стуле из IKEA, — сказала Анна, — и сейчас кладу ноги на стол начальника. Ты где?

Анника почувствовала, как опустились ее напряженные плечи. Какое облегчение — никакой работы, никаких требований, никаких претензий.

— В Лулео. Ты хочешь сказать, что стрижешь купоны со своей новой конторы?

— Да, теперь у меня дверь с табличкой и все такое. Сейчас я веду разговор по новому телефону. Как тебе такой номер?

— Он слишком таинственный, — сказала Анника и бросила на пол пуховик и перчатки. — Что говорит твой доктор?

Подруга на другом конце провода глубоко вздохнула.

— Кажется, он устал больше, чем я, — ответила Анна, — но, наверное, его можно понять. Я хожу к нему уже почти десять лет. Это доконает кого угодно. Но у меня хотя бы есть понимание болезни, я знаю, что я — ипохондрик.

— У ипохондриков тоже бывают опухоли мозга, — сказала Анника.

Тишина в трубке застыла в ужасе.

— Тьфу ты черт! — снова заговорила Анна. — Знаешь, об этом я как-то не подумала.

Анника рассмеялась, всем телом чувствуя тепло, каким умела дарить одна только Анна.

— И какого дьявола мне делать? — возмутилась Анна. — Как я могу уменьшить стресс? Завтра будет пресс-конференция и придется тащить на себе все: картинку, все это техническое дерьмо, да еще разрешение на передачу и все такое прочее.

— Зачем? — удивилась Анника. — У вас есть технический директор, пусть он об этом и позаботится.

— Он в Нью-Йорке. Что ты скажешь вот по этому поводу? «Скандинавское телевидение принадлежит консорциуму американских инвесторов, которые все имеют многолетний опыт владения и управления телевизионными станциями. Мы пришли для того, чтобы вещать по территориальным сетям Финляндии, Дании, Норвегии и Швеции. Наша штаб-квартира находится здесь, в Стокгольме. Собственники подсчитали, что Скандинавские страны плюс Финляндия, общее число зрителей в которых составляет одну десятую от их численности в США, а следовательно, располагают неиспользованным телевизионным потенциалом. В январе в департаменте культуры с предложениями выступит министр культуры Карина Бьёрнлунд. Суть их сводится к тому, чтобы цифровые территориальные сети были поставлены в те же конкурентные условия, что и остальные рынки, причем руководство почт и средств коммуникации должно распределять лицензии и тем самым обеспечивать условия для организации передач…» Как тебе это нравится?

— Я просто падаю от такого консорциума. Ты не могла бы составить что-нибудь повеселее?

Анна Снапхане тяжело вздохнула.

— Можно подумать, ты не знаешь, какая теперь жизнь, — сказала она. — Мы призываем устоявшиеся телевизионные каналы к радикальной перестройке, так как хотим обеспечить вещанием каждое домохозяйство, каждую семью в Скандинавии. Да нас все возненавидят.

— Какие гадости ты мне рассказываешь. — Анника взглянула на часы. — Вам придется вводить детские программы, рассказывать, как вы способствуете народному образованию и культуре, вам придется сообщать серьезные новости и делать собственные документальные фильмы о жизни народа в третьем мире.

— Ха-ха, — кисло отозвалась Анна. — Какие великие чудеса ты описываешь!

— Мне надо бежать, — напомнила Анника.

— А мне идти заниматься железом, — вздохнула Анна.