Красная жара

Телевизор над баром передавал бейсбол — «Уайт Сокс» — «Тайгерс», и Данко глазел на экран с таким видом, словно игра эта была для него столь же непостижима, как итальянская опера.

— Это Бейнс, — сказал Ридзик. — Чертовски здорово бросает.

Данко потягивал свой напиток.

— Да.

— Эй, Данко. Как вы думаете, мог бы я работать секретным агентом в России?

Перед тем как отправиться обратно домой, Данко ухе снова переоделся в свою милицейскую форму. На лбу у него выделялся красноватый шрам, но Ридзику подумалось» что это даже украшает Ивана.

— Нет.

Но Ридзик видел, что Данко шутит — в свойственной ему манере, конечно.

— Прекрасно. Просто прекрасно. Я тоже буду по вас скучать.

— Хорошо.

Ридзик отпил пива, поглядывая на экран.

— Слушайте, я вот что хотел у вас спросить. Помните, тогда, на автовокзале, когда мы уже было взяли Виктора, а вы направили пистолет на меня?

— Помню.

— Вы бы ведь не стали стрелять в меня, верно? Данко лишь молча продолжал смотреть. И Ридзик подумал: «Да, он бы выстрелил в меня. Может, только в ногу. Но этот сукин сын выстрелил бы».

— Ага. Так я и думал. Я просто хотел, понимаете, удостовериться.

Данко снова повернулся к телевизору:

— Я не понимаю этой игры.

— Бейсбола? Да и не надо. Это чисто американская забава, — Ридзик отхлебнул пива. Он решил, что не стоит упоминать, что бейсбол — это ещё и японская забава, и кубинская. — Вам, русским, лучше заниматься плясками вприсядку и дрессировать медведей для цирка.

— Сейчас и в Советском Союзе играют в бейсбол. Почему-то это разозлило Ридзика:

— У вас, ребята, в этом деле нет никаких шансов. Это наша национальная игра, — он снова перевёл взгляд на экран, посасывая пиво. — Хотя, надо сказать, между нами можно бы было устроить дьявольское состязание.

Данко улыбнулся:

— Мы бы выиграли. Ридзик рассмеялся:

— Это уж мы посмотрим, товарищ. Данко поставил стакан и снял с запястья свои дешёвые часы. В Советском Союзе, — начал он торжественно, словно произнося речь, — есть обычай обмениваться сувенирами на память — как знак дружбы. Я решил отдать вам это.

Ридзик посмотрел на его часы, потом на свой «Ролекс». Обмен был явно нечестным — ну и черт с ним. Мир во всем мире в обмен на часы — благородное дело.

— Очень мило, а я и не знал о таком обычае. Просто очень приятно, — он отстегнул свой «Ролекс». — Я тоже хочу подарить вам свои часы. Это чудо — тысячедолларовый образчик западной технологии. Умеет делать все что угодно — разве что задницу не может пороть.

Данко застегнул «Ролекс» у себя на руке и с восхищением посмотрел на часы. Ридзика же его подарок отнюдь не привёл в восторг.

— А это настоящие… восточногерманские часы за двадцатку. Даже не верится, что вы мне их подарили, — сказал он, широко улыбаясь. — Это пластмасса, верно?

Впрочем, какого черта. Забавно будет как-нибудь вспомнить вечерком в баре.

— Я очень рад, — ответил Данко. Он допил и, наклонившись, поднял свой чемодан.

— Пока, — сказал Ридзик.

— До свиданья, — ответил Данко. Затем, подумав, добавил:

— Ридзик, мы полицейские, а не политики.

— Да? Слава Богу. И что это должно означать? Данко улыбнулся:

— Это значит, что мы можем любить друг друга, — а потом сказал по-русски:

— Удачи тебе. До свиданья. Ридзик пожал плечами:

— Извините, я слегка подзабыл русский язык.

— Удачи и до свиданья, — перевёл Данко. Он положил руку Ридзику на плечо, сжал его, снова подхватил чемодан и вышел из бара.

— Пока, чувак! — крикнул вслед ему Ридзик. Он проследил, как серая форма постепенно скрывается в толпе, потом снова принялся за пиво. Ридзик смотрел игру, решив, что после всего недавно пережитого ему следует пару часиков передохнуть. В середине восьмого иннинга часы Данко — а теперь уже Ридзика — запищали. Ридзик нажал кнопку, отключая сигнал, и допил пиво.

— Пора кормить попугая, — сообщил он бармену. Тот подозрительно взглянул на него:

— И какого черта это должно означать?

Ридзик улыбнулся:

— Мистер, вы мне все равно никогда не поверите.