Красная звезда

– Нет, таких здесь нет; для них есть отдельные лечебницы. Там нужны особые приспособления для тех случаев, когда больной может причинить вред себе или другим.

– В этих случаях и у вас прибегают к насилию над больными?

– Настолько, насколько это безусловно необходимо, разумеется.

– Вот уже второй раз я встречаюсь с насилием в вашем мире. Первый раз это было в «доме детей». Скажите: вам, значит, не удается вполне устранить эти элементы из вашей жизни, вы принуждены их сознательно допускать?

– Да, как мы допускаем болезнь и смерть или, пожалуй, как горькое лекарство. Какое же разумное существо откажется от насилия, например, для самозащиты?

– Знаете, для меня это значительно уменьшает пропасть между нашими мирами.

– Но ведь их главное различие вовсе не в том заключается, что у вас много насилия и принуждения, а у нас мало. Главное различие в том, что у вас то и другое облекается в законы, внешние и внутренние, в нормы права и нравственности, которые господствуют над людьми и постоянно тяготеют над ними. У нас же насилие существует либо как проявление болезни, либо как разумный поступок разумного существа. В том и другом случае ни из него, ни для него не создается никаких общественных законов и норм, никаких личных или безличных повелений.

– Но установлены же у вас правила, по которым вы ограничиваете свободу ваших душевнобольных или ваших детей?

– Да, чисто научные правила ухода за больными и педагогики. Но, конечно, и в этих технических правилах вовсе не предусматриваются ни все случаи необходимости насилия, ни все способы его применения, ни его степень, – все это зависит от совокупности действительных условий.

– Но если так, то здесь возможен настоящий произвол со стороны воспитателей или тех, кто ухаживает за больными?

– Что означает это слово – «произвол»? Если оно означает ненужное, излишнее насилие, то оно возможно только со стороны больного человека, который сам подлежит лечению. А разумный и сознательный человек, конечно, не способен на это.

Мы миновали комнаты больных, операционные, комнаты лекарств, квартиры ухаживающих за больными и, поднявшись в верхний этаж, прошли в большую красивую залу, через прозрачные стены которой открывался вид на озеро, лес и отдаленные горы. Комнату украшали высокохудожественные статуи и картины, мебель была роскошна и изящна.

– Это комната умирающих, – сказал Нетти.

– Вы приносите сюда всех умирающих? – спросил я.

– Да, или они сами сюда приходят, – отвечал Нетти.

– Но разве ваши умирающие могут еще сами ходить? – удивился я.

– Те, которые физически здоровы, конечно, могут. Я понял, что речь шла о самоубийцах.

– Вы предоставляете самоубийцам эту комнату для выполнения их дела?

– Да, и все средства спокойной, безболезненной смерти.

– И при этом никаких препятствий?

– Если сознание пациента ясно и его решение твердо, то какие же могут быть препятствия? Врач, конечно, сначала предлагает больному посоветоваться с ним. Некоторые соглашаются на это, другие нет.

– И самоубийства очень часты между вами?

– Да, особенно среди стариков. Когда чувство жизни слабеет и притупляется, тогда многие предпочитают не ждать естественного конца.

– Но вам приходится сталкиваться и с самоубийством молодых людей, полных сил и здоровья?

– Да, бывает и это, но это нечасто. На моей памяти в этой лечебнице было два таких случая; в третьем случае попытку удалось остановить.

– Кто же были эти несчастные и что привело их к гибели?

– Первый был мой учитель, знаменитый врач, который внес в науку много нового. У него была чрезмерно развита способность чувствовать страдания других людей. Это направило его ум и энергию в сторону медицины, но это и погубило его. Он не вынес. Свое душевное состояние он скрывал от всех так хорошо, что крушение произошло совершенно неожиданно. Это случилось после тяжелой эпидемии, возникшей при работах по осушению одного морского залива, вследствие разложения нескольких сот миллионов килограммов погибшей при этом рыбы. Болезнь была мучительна, как ваша холера, но еще гораздо опаснее и в девяти случаях из десяти оканчивалась смертью. Благодаря этой слабой возможности выздоровления врачи не могли даже исполнять просьб своих больных о скорой и легкой смерти: ведь нельзя считать вполне сознательным человека, захваченного острой лихорадочной болезнью. Мой учитель безумно работал во время эпидемии, и его исследования помогли довольно скоро покончить с нею. Но когда это было сделано, он отказался жить.

– Сколько лет ему было тогда?

– По нашему счету – около пятидесяти. У нас это еще совсем молодой возраст.

– А другой случай?

– Это была женщина, у которой умерли муж и ребенок одновременно.

– И наконец, третий случай?

– Его мог бы рассказать вам только сам товарищ, его переживший.

– Это правда, – сказал я. – Но объясните мне другое: почему у вас, марсиан, так долго сохраняется молодость? Особенность ли это вашей расы или результат лучших условий жизни, или еще что-нибудь?