«Ташкенту 2000 лет, но еще нет и двадцати». При всей своей парадоксальности это высказывание тем не менее соответствует истине. Ташкент действительно очень древний город, который был основан задолго до Александра Великого, но его облик совершенно обновился после землетрясения 1966 года, которое его почти полностью разрушило. Хрупкие деревца, окаймляющие новые проспекты, сверкающие на солнце роскошные здания — например, музей В. И. Ленина или Дом печати, — несущие на себе отпечаток национального стиля и построенные с учетом наисовременнейших достижений антисейсмической техники, новые кварталы многоэтажных жилых домов, молодой парк с голубыми куполами расположенной в нем чайханы, десятки фонтанов, которые возникают на пути, как островки прохлады в летнем зное, станции метро, напоминающие сказочные дворцы какого-нибудь забытого халифа, новый аэровокзал, в котором снуют с той же обыденностью, как если бы это был перрон пригородного поезда, пассажиры самых разных национальностей и профессий — мужчины и женщины с депутатскими значками на груди, командированные, инженеры, колхозники с огромными баулами, гости с севера, увозящие в виде сувенира огромный арбуз или дыню, бабушки, тащащие за руки упирающихся внуков, студентки в национальной одежде, спортсмены, возвращающиеся с соревнований… Все это выглядит очень ново, но в то же время кажется, что так было всегда. То, что можно сказать о Ташкенте, относится и к столицам других среднеазиатских республик. Ашхабад в Туркмении — караван-сарай по дороге в древний Мерв, очаг цивилизации на пересечении великих караванных дорог из России и Китая — тоже рождался дважды, потому что был заново отстроен после землетрясения 1948 года. Кто узнает сегодня в этой столице, где живет около 350 тысяч жителей, утопающей в садах и зелени, которым несут жизнь воды Каракумского канала, маленький задыхающийся в пыли городок, не вызывавший иного чувства, кроме жажды? Кто узнает Душанбе? Не так давно, едва ли полвека назад, на месте столицы Таджикистана был всего лишь кишлак с несколькими глинобитными домами, а единственный фонарь горел ночью только на рыночной площади. Сегодня этот город с более чем полумиллионным населением является крупным экономическим и культурным центром, где расположено множество промышленных предприятий различного назначения, национальная Академия наук, шесть высших и десятки средних учебных заведений и более двухсот библиотек.
У подножия Ала-Too (что означает «пестрые горы») расположен Фрунзе, столица Киргизии. С его почти 600-тысячным населением, его заводами сельскохозяйственных машин, автомобилестроения, электронных вычислительных машин, с его театрами и музеями, утопающими в зелени домами Фрунзе не имеет ничего общего с бывшей крепостью XIX века, которая называлась Пишпек.
И наконец, разве можно узнать в Алма-Ате — столице Казахстана, вчера еще края степей и пастбищ, а ныне энергетического и сельскохозяйственного гиганта, а также стартовой площадки для космических ракет, — в Алма-Ате, чье население перевалило за миллион, захолустный гарнизонный городок Верный.
Если взять лишь Казахстан, индустриализация которого из-за огромных запасов угля и металлических руд шла исключительно активно, то он с 1940 по 1970 год увеличил свое промышленное производство в 19 раз (за то же время по всему Советскому Союзу оно выросло в 12 раз). Древняя казахская земля, которая, казалось бы, была на веки вечные обречена лишь на ведение животноводства, полностью преобразилась. «Соотношение промышленного и сельскохозяйственного производства в Казахстане, — писал французский автор Жан Радвани, — которое выглядело в 1920 году как 1:15, в 1937 году сравнялось, а в 1979 году промышленный продукт в стоимостном выражении был в 3,8 раза больше сельскохозяйственного»[37]
.Сельское хозяйство (некоторое его отставание и недостатки стали своего рода «кремовым тортом» для советологов, которые, не принимая во внимание сложнейшие климатические условия на большей части советской территории, обвиняют во всех недостатках саму «систему») также совершило здесь беспрецедентный скачок, особенно благодаря освоению целинных земель. Освоение целины проводилось в шести областях Казахстана, — которые занимают территорию величиной в 600 тысяч квадратных километров, больше, чем территория Франции. Поверхность, которую предстояло вспахать, равнялась 250 тысячам квадратных километров, что больше территории Великобритании. «Цифры изумляют, — писал в книге «Целина» Леонид Брежнев, — но целина — это не только пашня. Это и жилье, школы, больницы, детсады, ясли, клубы и новые дороги, мосты, аэродромы и животноводческие постройки, элеваторы, склады, заводы — словом, все, что необходимо для нормальной жизни населения, для развитого современного сельскохозяйственного производства»[38]
.