Красницкий Сотник ч.1-2

Уйти-то они ушли, да, как выяснилось, не совсем. На третью, считая от разгрома боярской усадьбы, ночь, загорелась весь сразу с нескольких концов, поскакали по единственной улице всадники, поражая стрелами тех, кто выскакивал из загоревшихся домов, а потом спешились и… Была весь, и не стало ее! Никого не пощадили мстители, всех перебили. Утром пограбили, что от огня уцелело, да и подались куда-то… больше о них ни слуху, ни духу.

А место то с тех пор стало считаться дурным. То кто-то ночью видел бесшумно скачущих всадников с обгорелыми до костей лицами, то вроде бы стоны какие-то прямо из-под земли раздавались, то утопленники из реки лезли – всякое рассказывали. И с бродом что-то не то происходить стало: повылазили из дна реки камни, зашибая ноги лошадям и ломая колеса возов, ямы какие-то образовались – на всем броде кони только-только брюхо мочили, а тут всадник с головой проваливался.

Пользоваться-то переправой по-прежнему пользовались – больно уж место удобное – но ночевать поблизости путники не решались, старались поскорее проскочить брод, да уйти от него подальше. Так все и было несколько лет, пока в одном обозе, переправлявшемся в том месте, не случился священник. Как обозники ни торопились, но заставил он их задержаться. Отслужил молебен, покропил остатки развалин святой водой, уговорил обозников придать земле то немного, что осталось от жителей погибшей веси. И подействовало!

Подействовало, хотя и не так, как ожидалось – поселился в этом дурном месте Кривой с внучком. Кто такой этот Кривой, откуда взялся, кем раньше был – ничего неизвестно, да только стал он водить обозы через брод так, что ни один камень, ни одна яма ни под копыта, ни под колеса не попадались. Плату брал совсем невеликую – больше не серебром, а едой, одеждой или иным припасом. Заночевать не предлагал, да и негде было – не в лачуге же самого Кривого? Чуть позже появились там и две бабы, тоже немолодые. Какая уж злая судьба их в те места закинула, никто не ведал, а Кривой не рассказывал, но появился на берегу реки огородик, Кривой принялся заготавливать сено, окашивая ближние заливные луга, даже новый сруб – попросторнее и подобротнее – начал подниматься рядом с лачугой Кривого.

Нет, что ни говори, а по-настоящему место обжитым становится только тогда, когда там баба заводится! Еще бы коровой Кривому разжиться, да кого-нибудь из баб обрюхатить (а можно и обеих) и, считай, вернулась весь к жизни!

Всю эту историю Мишка слушал вполуха, кривясь от раздражения. Во-первых, явное вранье, вернее какая-то имевшая место давняя история, искаженная десятком-другим пересказов – чего только стоят одни крестьяне, явившиеся «с лопатами и вилами» и разгромившие засевших, в пусть и недостроенной, боярской усадьбе, оружных и доспешных воинов. Во-вторых, пользы от информации, выдаваемой проводником, не было ни малейшей. Ну, разве что, какое-то оправдание для самого проводника, мол, вел, как и договаривались, в место спокойное, где из четырех человек населения только один мужчина. А вот получилось совсем не то, что ожидали – на невеликом подворье Кривого обнаружилось два десятка дружинников, судя по раскраске щитов, князя Всеволода Городненского. Да и само подворье… чего угодно можно было ждать, но не такого. Сам дом – халупа халупой – превращался (и видно, что умелыми руками) в здание, пригодное для обороны. В стенах, вместо волоковых окошек, прорублены вертикальные бойницы – по паре в каждой стене. Камышовую крышу нарывают от поджога пластами дерна, нарезанными на лугу, что-то делают с входной дверью (издалека не понять, что именно). И стоящий рядом с домом жердяной сарай, укрепляют – тоже бойницы и дерн на крыше. А изнутри, на пробиваемые стрелами и самострельными болтами стены, видимо, вешают щиты. Взгорок, на котором находится подворье Кривого, уже окружен с трех сторон рогатками – конный не перескочит, пешему – лезть и материться.

Чувствуется, что работы ведутся уже второй или даже третий день. Сами дружинники трудятся, как муравьи, и семейство Кривого припахали – бабы режут дерн, сам Кривой тешет какие-то колья. Однако служба за работой не забывается – на противоположном берегу маячит парный дозор конных копейщиков, на этом берегу четверо таких же конных приглядывают за пасущимися на лугу конями, а внутри огороженного рогатками пространства стоят под седлом два десятка коней. Все дружинники, несмотря на то, что заняты работами, в доспехе, единственное послабление – без шлемов, но те висят у седел «дежурных» коней. В общем, как говорится: «Готовы к труду и обороне», причем, в буквальном смысле.

«Однако, профессионалы, позвольте вам заметить, сэр Майкл! Собираются пробыть здесь всего несколько дней, противника в окрестностях не наблюдается, а укрепляются почти, как римские легионеры. Si vis pacem, para bellum *, одним словом. Похоже, нам тут ничего не светит – слишком разные «весовые категории», хоть и при соотношении один к четырем в нашу пользу».