Красно-белый. Том 3

В тот же день, сразу после Останкино, созвонившись с Тамарой, я поехал на другой конец Москвы в Воронцовский парк. Моя подруга сказала, что за моё культурное образование нужно срочно браться всерьёз, чтобы не было стыдно со мной показаться в обществе местной творческой интеллигенции. Как усадьба Воронцово, которую нещадно разграбили войска Наполеона, соотносилась с моим культурным просвещением, Тома не пояснила.

Зато пока я ехал на метро успел многое в голове прокрутить из сегодняшнего интервью. А с Перетуриным мы поговорили о проблеме сборной СССР, и Старостин заверил, что у команды ещё остались шансы попасть на финальный турнир в Италию. Если конечно все мы хорошо поработаем. Далее я рассказ о большой сложной теме — культуре боления на стадионах, где наши зрители иногда сидят, словно пришли на балет «Лебединое Озеро», когда за границей фаны своей активностью буквально гонят любимую команду вперёд в атаку. На что Владимир Иванович возразил, что это хулиганы, с которыми надо бороться. Я же ответил, что если мы хотим завоёвывать европейские кубки, то с фантами надо не бороться, а наоборот их надо организовывать и помогать. А «Дед», когда мы покинули студию, прошипел, что за длинный без костей язык тебя, то бишь меня, следовало бы выпороть. «В этом мы с вами, Николай Петрович, своими футбольными взглядами не совпадаем», — пробурчал я прощаясь.

— Привет! — Крикнула мне Тамара, когда мы встретились на входе в усадьбу со стороны улицы Новаторов. — Сейчас пойдём в один гостеприимный дом на «квартирник». Умоляю тебя — не ляпни там, чего-нибудь лишнего. Там будут мои друзья…

— Ясно, не хочется краснеть, — усмехнулся я, чмокнув подругу в щёчку. — Буду нем как рыба, ударившаяся головой об лёд.

— Боюсь, у тебя этого не получится, — тяжело вздохнула девушка и, взяв меня под руку, повела в противоположную сторону от усадьбы Воронцово.

«Квартирник» в гостеприимном доме оказался не совсем тем, о чём я подумал. Этим словом, подразумевающим некое общественное действие на квартире, хозяева обозвали выставку странных картин, развешанных между книжных полок и шкафов. К сожалению, что в первой своей жизни я не понимал кубизм, абстракционизм и ещё какой-то там дадизм, что в этой. А друзья моей Тамары подолгу выстаивали, рассматривая каждую работу, и обменивались неизвестными мне фамилиями и именами художников. И когда я уже стал изо всех сил давить в себе зевоту, внезапно хозяин этой подпольной выставки предложил перейти от «квартирника» к культурному и интеллигентному на кухне «выпивальнику». Кстати, кухня так же была вся увешана картинами, странными гербариями и рисунками, которые раньше воспитатели выставляли в детском саду, чтобы порадовать хмурых родителей.

— Уважаемые гости, — сказал, кажется, Юрий, предварительно разлив по стаканам портвейн. — У меня для вас сегодня припасён ещё один сюрприз — встреча с молодым и перспективным музыкантом из Ленинграда. Он здесь проездом из Вологды.

Все сразу посмотрели в мою сторону, потому что кто-то пустил слух, что я какой-то очень известный человек, правда, в очень узких кругах.

— Это не он, это со мной, — пролепетала Тамара, схватив меня под руку.

— Да, это друг нашей Томочки, — улыбнулся хозяин квартиры. — Наш гость появится с минуты на минуту. Он недавно с другим музыкантом из северной столицы записал альбом «Все братья — сёстры», который наделал много шума на берегах Невы.

— И что он прямо сейчас собирается здесь играть и петь? — Искривил лицо, словно проглотил кислую сливу, какой-то патлатый мужик. — Даже не знаю, как это слушать после Дэвида Боуи.

И тут как по заказу раздалась трель дверного звонка, а хозяин, попросив патлатого Игоря, держать своё частное мнение при себе, как заправский форвард рванул в прихожую.

— Ну, как тебе выставка? — Шёпотом спросила подруга.

— Думаю, что мой эстетический вкус лучше развивать с Репина, — тихо пробурчал я, чтобы никого не обидеть и затем, если кто-то полезет в драку, не дать в ухо.

Судя по выражению лица, Тамара захотела высказать презрительное «фи», но тут появился музыкант из Ленинграда, в котором я мгновенно узнал Майка Науменко. Кстати, сам Науменко появившись с гитарой на кухне, ни с того ни с сего уставился на меня, как на привидение.

— Майкл Науменко, — представил гостя хозяин дома.

— Майк, — поправил его музыкант и добавил. — Может быть, пройдём в концертный зал, то есть в гостиную, чтобы вам всем было лучше меня слышно и видно.

— Правильно, а портвейн можно взять с собой, — поддакнул, кажется, Юрий.