Красно-коричневый

– Командир, говоришь? А его, часом, не Рабинович зовут? Гляди, какой я фашист? – Мороз ударил себя в грудь. – Я русский православный человек, казак, который за веру и святую Русь готов сложить голову здесь, на баррикаде! Дал в том обед, и одного хочу, чтобы вы, дурни, к матерям живыми вернулись, не опоганили себя пролитием русской крови!

К ним подбегал офицер, красный, сердитый, придерживал бьющийся на бедре автомат:

– Отставить разговоры!.. Не вступать в общение с бандитами!..

Грубо вытащил солдатика из цепи, сомкнул цепь, сдвинув двух других солдат. Потащил растерянного солдатика прочь. Мороз возмущенно кричал ему вслед:

– У тебя морда красная, как сковородка!.. А солдаты околевают!.. Ты бы им хоть горячую водичку принес!.. Сам небось в кунге сидишь да водку жрешь, а солдат холодом моришь!..

Пошел прочь от оцепления, гневный, праведный, придерживая на ходу шашку. Говорил Хлопьянову:

– У них одна цель – русских с русскими стравить! Вчера один патлатенький подошел к заставе: «Будьте любезны, разрешите сфотографировать!» Я приказал ему дать пять плетей. Так он у меня как кобеляка визжал!

Хлопьянов вернулся в здание, наполненное растревоженным людом. Сквозь большие окна наблюдали солдатское оцепление, колючие спирали, рыжие водовозки. Внутренность Дома с коридорами и кабинетами сжималась, отрезанная от остального города, начинала жить своей независимой от города жизнью.

В зале пленарных заседаний продолжали работать депутаты. Ссорились, вступали в коалиции, выносили решения. Кого-то назначали и смещали. Издавали постановления и реляции. Обращались к правительствам и парламентам стран. К священнослужителям и общественным деятелям. Витийствовали, голосовали, удовлетворенные итогами голосования, возвращались на свои кресла. Но их постановления и декреты, размноженные на ксероксах, достигали лишь кабинетов самого Дома Советов. Обсуждались на этажах и в столовых, иногда выносились на баррикады и в палатки, где какой-нибудь бородатый беженец или пытливый подросток пытался прочитать листок с бланком Верховного Совета, требующий от Организации Объединенных Наций поддержать российских парламентариев. Не могли до конца дочитать, резали на нем краюшку хлеба.

Недалеко от зала заседаний находились кабинеты Руцкого и Хасбулатова, размещались вновь назначенные министры обороны, безопасности, внутренних дел. На дальних подходах к кабинетам была выставлена вооруженная охрана. Усатые, свирепого вида чеченцы с автоматами. Камуфлированные молодцы со «Звездой Богородицы». Худые, рослые, в черных форменках и беретах с изображением прыгающего дельфина добровольцы из Приднестровья. Хлопьянов не пытался пройти через эти заслоны. Лишь старался представить, какими войсками и спецслужбами командуют назначенные министры. Какие политические маневры предпринимают Руцкой и Хасбулатов, отрезанные от мира.

Особый отсек Дома занимали журналисты. Похожие на колючих насекомых, в джинсах, штормовках, кожаных куртках, перенося лишения, холод, безводье, они сидели или спали на полу, откликались на звонки своих радиотелефонов, что-то строчили на бумаге. Кидались все, как один, когда в маленьком зале устраивали пресс-конференции Руцкой или Хасбулатов. Дымили свои «Мальборо» и «данхиллы». Пили из горлышка виски. Хохотали, спали на ходу, хлопали друг друга по задам. Передавали один другому одну и ту же облетающую коридоры новость. Склевывали, как куры, крохи информации. Обманывали друг друга. Относились к депутатам и защитникам, как к своей пище. Подобно трескучей саранче дружно летели на свое кормовое поле – в маленький зал для пресс-конференций, где Хасбулатов, утомленный, желтый от никотина, тихим язвительным голосом бранил узурпатора– президента.

Хлопьянов кружил по Дому, то и дело натыкаясь на журналистов, вслушиваясь в их английскую, испанскую, французскую речь. Встречал насмешливые и злорадные взгляды репортеров из «Известий» или Российского телевидения.

В столовой с редкими посетителями он получил бесплатно холодный чай с бутербродом. Вернулся в свой кабинет, где составленные стулья напоминали о минувшей ночи. Снова подумал о Кате, от которой его отделяли теперь колючая баррикада, автоматчики и притаившиеся в переулках бэтээры. Лег на стулья и, ежась от холода, спасаясь от ледяных сквозняков, проникавших сквозь сырое пальто, попытался уснуть. Но был потревожен громким стуком в дверь. Морпех звал его к Красному генералу.

На столе генерала, прикрепленный к бутылке, торчал остывший огарок. На маленькой спиртовке голубым огоньком горел ломтик сухого спирта. Готовился закипеть кофейник с водой. Генерал натягивал шерстяные носки, и голос, которым он обратился к Хлопьянову, был простуженный, сиплый.

– Хоть медсанбат разворачивай! Все кашляют, сопли вытирают! – Он аккуратно натянул носки, огладил стопы, сунул ноги в ботинки. – Ваши предсказания штурма оправдались. Не сегодня, так завтра сунутся! Есть информация, что в Доме побывали разведчики спецподразделения «Альфа» Возможен захват руководства безо всякого штурма!.. Чашечку кофе?… Согрейтесь, полковник!