Красно-коричневый

Он на даче у друга, в высокой мансарде. В окне огромная голубая луна. Черные недвижные травы, белесая дорога, квадратный налитый пруд. Все дышит, слабо мерцает, наполнено таинственными ночными жизнями. Луна еще не отражается в пруду, еще не легла дрожащим серебром от одного заросшего берега к другому. Но в воде снуют невидимые существа – плаунцы, рыбьи мальки, водомерки. Они поднимают крохотные волны, эти волны отражают луну, весь пруд в росчерках, искрах, голубоватых мерцаниях. Вот побежала водомерка, колебля лежащую на воде траву. Травинки загораются одна за другой, а водомерка, невидимая, отмечает свой путь по воде брызгами лунного света. И в нем восхищение, сладостное слияние с этой ночной, разлитой повсюду жизнью – с луной, с черным росистым бурьяном, с бегущей по воде водомеркой.

– Вы знаете, я пытался оказывать влияние на последних государственников СССР. Пытался побудить их к действию. Но они слишком поздно воспользовались моими советами. Страна распалась. Распад продолжается. Я пришел сюда, чтобы предотвратить распад. Я хочу предложить мои знания, мой опыт, но меня снова не слушают. У меня самые мрачные предчувствия. Кто-то заинтересован в моем устранении. Быть может, меня убьют. Но я до последнего буду стараться помочь. Ибо для меня, сына Великой Красной империи, нет места в жалких остатках, в которую превращают Родину!

Он отставил призму, и радуга остановилась, вплавленная в стекло. Хлопьянов не успел поймать налетающий в зрачок зеленый лучик. Но не жалел об этом. Здесь, в этом мире, в этом холодном Доме, ему предстоит совершить еще несколько важных деяний, выполнить несколько неотложных заданий и дел. После этого он отыщет Советника и его хрустальную призму и кинется в радугу, как кидаются в воду, вниз головой, вытянув заостренные руки. Исчезнет в стекле, перейдет в иное пространство и время.

– Я должен идти, – сказал Советник, – Руцкой освободился от дневных совещаний. Пойду, попробую его просветить.

Он взял свечу, осветил дверь, пропуская Хлопьянова. Они разошлись, и Хлопьянов видел, как удаляется по коридору Советник, неся над головой слабый колеблемый свет.

Хлопьянов возвращался к себе, чтобы дождаться разведчиков и вместе с ними отправиться в подземный рейд. Исследовать коммуникации, по которым противник мог бы проникнуть в Дом и осуществить газовую атаку или диверсию. Или, напротив, группа защитников сможет пронырнуть под оцеплением и незамеченной выйти в город.

Он шел по коридору, ориентируясь в темноте по дверным косякам, по слабому мерцанию табличек, по запахам пластика и холодным сквознякам, долетавшим с лестничных клеток. Одна дверь была приоткрыта. Из нее лился ровный стеариновый свет. Проходя, Хлопьянов увидел обширное, без мебели, помещение, разбросанные по полу матрасы, на которых вповалку спали люди. На стуле горела свеча, освещая грубые башмаки, мятые камуфляжи, прислоненные к стене автоматы. Перед свечой сидел человек, держа на коленях автомат, оберегая покой спящих. В этом одиноком недремлющем страже Хлопьянов узнал Вождя.

– Здравствуйте, – сказал Хлопьянов. – Все эти дни я видел вас издалека, то у Ачалова, то на улице. Не было случая поздороваться.

– Здравствуйте, – ответил Вождь. – Я тоже видел вас у Ачалова.

Лицо Вождя было бледным, исхудалым. Синие глаза запали. Русые усики тускло золотились. Руки устало лежали на цевье автомата. Он казался расслабленным, обмякшим, словно распустил все свои мускулы, экономил силы перед возможной ночной тревогой. Тогда по тревоге комната наполнится стуком башмаков, звяком железа, темными, проносящимися по стене тенями. Сильные, очнувшиеся ото сна люди побегут выполнять приказ своего командира.

– Какие виды на штурм? – спросил Хлопьянов, переступая порог. – Вчера в это время они уже начинали.

– Фиксируется перемещение техники. Но концентрации живой силы не отмечено… Прошу вас, садитесь. – Вождь снял со стула свечу и поставил на пол.

Хлопьянов сел. Свеча, укрепленная в маленькой плошке, разделяла их и одновременно соединяла, помещая в мягкую сферу света. На ближнем матрасе спал юноша. Хлопьянов узнал Николая, того, кто помог ему во время марш-броска по лесам. Свежее безусое лицо было безмятежным. Сон, который он видел, не был связан с огромным холодным Домом, а с чем-то милым и трогательным.

– Сегодня, когда Руцкой делал смотр полка, я не видел ваших людей, – Хлопьянов отвел глаза от спящего юноши. – Ваше подразделение не входит в Добровольческий полк?

– Мы не входим ни в чьи полки, – ответил Вождь. – Только в небесный полк Богородицы.

– Значит, вы сосредоточились на охране Руцкого и Хасбулатова?

– Мы здесь не для того, чтобы защищать этих двух нерусских.

– В чем же цель? – их летний разговор под зеленым дубом получал теперь продолжение. Только кругом был не лес, не теплая трава, а Дом, окруженный солдатами, и свеча, освещавшая цевье автомата. – В чем цель?