Красно Солнышко

Вскоре показался большой проход в скалистом берегу. Бросили на ходу ведро в воду. Ирландец попробовал на язык, удовлетворённо кивнул, показал, куда надо двигаться. Для тех, кто не понял, пояснил: вода чуть меньше солона, чем в море открытом. Опытному человеку сразу ясно – река в этом месте где-то есть. В прошлый раз потому и решили сюда войти, что разницу почуяли. А там и до устья реки поднялись. Всё было, как они с Крутом описывали.

Вытянулись лодьи в цепочку, на сей раз двулодник предпоследним пустили. Поменяли порядок в строю. Ветер попутный был. А вода – ну не сказать, что течение слишком уж сильное. Под парусом да вёслами двинулись ещё дальше к полудню. Погода вокруг ещё тёплая. Люди спят, не мёрзнут. Пар изо рта не валит. Словно лето бабье вокруг. Затянувшееся не в меру, а ведь уже ревун[25] к концу подходит…

И в один из дней, солнечных на диво, вышли четыре корабля на бескрайнюю гладь, вытянувшуюся вдаль сверкающей дорогой. Как и сказано было – леса вековечные вдоль берегов к небу тянутся, тишина необыкновенная. И на душу мир и покой словно снизошли. И вознёсся клич радостный, знаменующий окончание поисков дружины, к небесам, откуда боги на детей своих смотрят, успеху их помогают…

Брячислав едва ком в горле сдержал, хриплым голосом спросил бывшего монаха, не стесняющегося показать слёзы радости:

– Куда теперь, Брендан?

– Не знаю, княже. Хочешь – к тому берегу поплывём. Хочешь – к этому. Мы и там и там были. Коли большой град думаешь ставить, тебе самому место выбирать нужно. Ибо я твоих задумок не ведаю. Коли просто перезимовать – в полудне пути тут мыс есть. Там можно стать. Поляна большая, ручей невеликий. Лес не вплотную подходит к воде, а поле образует. Места нам хватит. И почва обильная.

Кивнул Брячислав:

– Веди туда.

Вспенили вёсла воду, дружный выдох из сотен грудей вырвался, и взвился к небу чистый голос на одной из лодей:

Синяй морюшко всколыхнулося,
Орёл с лебедем купа… в нём купа… в нём купался.
Орёл с лебедью в нём купался.
От орла лебедь знать, знать пыта… знать пыталася,
От орла лебедь знать пыталася:
– Уж ты, батюшка, сизой, млад сизой, млад сизой орёл.
Уж ты, батюшка, млад сизой орёл,
Где ж ты был-летал, где полё… где полётывал?
Где ты был-летал, где полётывал?
Не бывал ли ты, орёл… ты, орёл, на моей стороне?
Не бывал ли ты на моей стороне?
Не слыхал ли ты, орёл, про мою, про мою голове?
Не слыхал ли ты про мою голове?
Не тужут ли, орёл… орёл, тятька с мамкой обо мне?
Тужут, плачут, сокрушаются,
Сына милого до… дожида… дожидаются.
Сына милого дожидаются,
В чисто поленьку со… соби… собираются.
В чистом поленьке огонёк горит,
Огонёк горит всё… всё… всё тихохонько.
Огонёк горит всё тихохонько,
А дымок идёт всё… всё лего… всё легохонько…

Мгновенно песню подхватили почти все, находившиеся на кораблях, кроме чудинок. Они удивлённо всматривались в окружающих их мужчин, но после первого куплета, когда самые смышлёные уловили мелодию, в гул голосов дружинников вплёлся первый тонкий девичий голос, потом второй, третий… Слов они не знали, да и не понимали, о чём поют их будущие мужья. Но сердцем поняли, что нужно поддержать, ибо в песне единство рождается, если та песня с товарищем или другом, с семьёй разделена… Чудинки просто подтягивали без слов, но голоса ложились на мелодию неожиданно ладно.

…В то же самое время в гавань Арконы скользнула лодья. Стражники на стенах, окружающих град, удивлённо всматривались в неё через пелену тонкого, секущего глаза снега. Разбушевалась метель не на шутку неожиданно. И откуда только взялся корабль? Все уже давно свои лодьи на берег вытянули, полотном под навесами затянули, на козлы поставили. Кончилось время для плавания. Теперь до тех пор, пока не сойдёт снег, уже обильно лёгший на землю, никто в море не выйдет… А сумасшедший то ли купец, то ли воин уверенно направил нос лодьи к храмовой пристани.

– Видать, жрец с донесением, Прокл.

– Угу. Говорил мне старшина, что ждут гонца с важными вестями.