Ещё прибыли первые поселенцы от тамплиеров. Те самые славяне, выкупленные на рабских рынках. Поначалу из расселили по городам и деревням, среди простых славов, но когда те вдруг массово начали вести агитацию против Старых Богов, особенно, Троицы Жизни, то ничем хорошим для новичков это не кончилось. После того как особо рьяным намяли бока, да поступило множество жалоб от людей, князь признал, что идея поселить христиан среди славов потерпела крах, и потому принял прямо противоположное решение — собрать их всех вместе и устроить на Фронтире. Границе между Мокрыми лесами, где обитали людоеды, и прочими землями славов. Пусть молятся своему Распятому, глядишь, майя их есть будет приятнее… Ну а Дар занимался Тайным Приказом — готовил новых разведчиков в Европу, обучал их языку, ставил произношение, преподавал нравы и обычаи. Так пролетела зима, наступила весна, близилось лето. Пора было исполнять обещание, и в один из жарких дней Травеня[57], он, оседлав коня, отправился в Торжок, откуда должен был на купеческом корабле добраться до Нордланда, где оставался Марк Мауберг. Как надеялся молодой воин, за прошедшие десять месяцев мальчик должен был изучить язык славов, отъестся и окрепнуть, да и от веры в Распятого отказаться в пользу Троицы. Путь занял две недели, и вот, спустя четырнадцать дней плавания на грузовом двулоднике, подгоняемом быстрым попутным течением, Дар вновь увидел причалы города викингов… Старшина града встретил парня с радостью, запомнился тот ему лишь хорошим, да тут ещё и обещание сдержал, явился за мальчишкой безродным. Значит, слово своё держит. Марк тоже оправдал доверие слава и надежды своего родного отца. На державном языке говорил уже бойко, только акцент выдавал его иное происхождение. Сильно подрос, и уже ничем не выдавал того бледного, измученного постами и молитвами мальчугана, каким его впервые увидел парень на когге. Румянец на щеках, чистая одежда, смелый взгляд. И учителя хвалят — смышлёный, всё на лету усваивает. Словом, всё было, как и рассчитывал воин. Довольный, хлопнул мальчишку по плечу, взвихрил шевелюру, велел собираться в путь-дорогу. Завтра — послезавтра отправятся в центр Державы, на новое место жительства. И будет учиться малец в военной слободе, где будущих командиров и воевод готовят. Заблестели глаза у мальчишки, поблагодарил Дара, Свена-старшину, умчался. Ну а там как принято — баня, ужин, беседа за холодным пивом… Неспешные разговоры, степенное поведение. Дар, по уже укоренившейся привычке наблюдал за собеседником, анализировал вроде бы случайные слова, складывая для себя картину жизни в небольшой колонии норгов. Та процветает. Вон как у старшины в доме богато. И жёны его одеты, словно на праздник. Да и те из жителей, что ему попадались, тоже справно выглядят. Улицы чистые, дома ухоженные. Жаль только, что в основном девицы да жёнки. Мужчин то, почитай, и нет. Попался ему отрок шестнадцати лет, идёт гордо, важно, а по бокам за руки уцепившись, две жёнки. И не просто девицы — а жёны! Две! Хоть и старше юного супруга, да зато законные! И тоже гордость на лицах написана…
…- А ещё у нас Льот Свандерберг родила месяц назад. От кого, правда, неведомо. Но справный парнишка у неё! Крепкий, здоровый!
Щёлк! Словно что-то вспыхнуло в мозгу Дара. Но сумел безразличным тоном поинтересоваться:
— А вообще много у вас младенцев за это время родилось?
Староста погрустнел:
— Четверо всего. Мужчин то у нас… Просто горе. Да ещё шестеро на сносях.
— Ну а чем эта Льот так интересна, что родила? Значит, муж у неё любящий.
— Да нет у неё мужа. Одна живёт, и ни с кем никогда не встречалась. Она вообще не в граде обитает, а на выселках, что в полудне пути отсюда. Видать, кого и приветила знахарка…
Снова — щёлк! Знахарка — лекарка. Потому и живёт отдельно от города. Может… Стукнуло сердце быстрее…
— Слыхал я разные байки про ваших Знающих… Как бы мне до неё доехать, да полюбопытствовать насчёт кое-чего?
Свен мгновенно нахмурился — его благодушие как рукой сняло:
— Если из праздного любопытства едешь, то не стоит. Льот у нас с норовом, и можешь жестоко поплатиться за нескромность. Ну а если обидишь — пеняй на себя…
— Не обижу. Друг у меня остался там…
Махнул Дар в сторону оставшейся за тысячи вёрст Европы.
— Может, что скажет мне о нём? Отец Марка.
Староста отошёл от гнева — раз такое дело… Дружба, всё-таки дело святое. Буркнул:
— Утром дорогу покажу…
Всю ночь Дар на лежанке в доме гостевом проворочался, не в силах вытерпеть. Она или не она?! Едва не приплясывал от нетерпения за столом, глядя, как неспешно викинг уминает фориколь[58], наконец, не выдержал:
— Марку скажите, что завтра в путь отправимся. Как раз купец, что меня привёз, и отходит. Со знакомым и возвращаться приятнее.
— Передам. Да и Гудрид легче будет, чай, прикипела за зиму к мальчишке. Он ей — что родной.
— Так пусть родным и будет. Обещаю, что как отдых от учёбы воинской будет — станет ездить к ней на побывку, коли не против та.
— Конечно, не против! Будь уверен…