Красноармеец

Вот и станция, добрались. Пришлось часа два ждать, пока искали подходящий эшелон. Охранявшие меня бойцы уже обратно двинули, а я всё продолжал размышлять. В конце концов махнул рукой на это дело. Тоже мне, нашёл проблему. Да, был риск, что первого мужчину девицы завалят при захвате, такое исключать нельзя. И тогда она настоит на своём. Меня заставят жениться, политуправление надавит, не я первый, такие случаи бывали, и не раз. Ну так в чём проблема? Женюсь. Но на эту женитьбу я соглашусь лишь затем, чтобы дело об изнасиловании не завели.

Однако долго эта моя жена не проживёт – факт, стану вдовцом. И поверьте, рука не дрогнет. Она меня вообще не интересовала, сама ко мне полезла, так какие ко мне претензии? Это всё равно что дразнить бойцовскую собаку, а потом жаловаться, что та её покусала. Поэтому, как видите, проблемы тут никакой нет. Всё решаемо. Узнаю подробности, когда вернусь, от этого и буду отталкиваться.

Что ещё из новостей? Ну, про успехи дивизии долго рассказывать, про «невесту» даже говорить не хочу – как бы вообще удалить её из моей памяти? Да ладно, чёрт с ней. Жалко мне хозяйку того дома, из которого меня похитили. Кости на пепелище нашли, уверен, что её и ещё двоих. Поэтому и решили, что я тоже сгорел: известно же, что в дом отдыхать ушёл. Потери штаба в той операции немцев составили двадцать процентов убитыми и ранеными. Вот такие дела.

Ну а пока под перестук колёс поезда мы катили в столицу. Нас устроили в купе для медсестёр. Поезд в столице не задержится, только выгрузят там что-то или кого-то (заодно и мы сойдём), и поезд дальше пойдёт. А куда там меня дальше, узнаю на месте.

Выгрузили меня уже ночью и повезли на Лубянку – ну кто бы сомневался. Несмотря на поздний час, меня ждали, сотрудники были предупреждены. Судя по спешке, дело не требовало отлагательств. Я сдал внизу шинель и шапку, а также и оружие, оставшись в форме и валенках, и меня сразу провели в кабинет.

Едва я устроился на стуле, как был задан первый вопрос:

– Вы точно уверены, что убили человека, обозначенного в вашем рапорте как «ромбовый»?

– Потом ещё контрольный в голову сделал, – подтвердил я.

Сотрудники переглянулись. Причём оба ромбовых были – старший майор и комиссар госбезопасности.

Комиссар подошёл к окну, закурил и после недолгого молчания сказал:

– Это был наш агент у немцев.

– На нём не написано.

– Я смотрю, вы не жалеете о том, что сделали? – заметил майор.

– Абсолютно. Я жизнь и свободу спасал. Мог бы и подмигнуть, или как там у вас агенты опознают себя? Хотя рож… лицо у него удивлённым было, когда первую пулю в грудь поймал. Ну ладно, агент и агент. Не понимаю, зачем вы мне это говорите. Провалился ваш агент.

– По вашей вине.

– Вот только не надо, а то я напомню, что советский агент помог немцам пленить меня и сдать врагу. Я тоже словами играть умею.

– Наглый щенок, – пыхнув дымом в форточку, сказал комиссар.

– Вы мне тоже не нравитесь. От вашей организации я ничего хорошего не видел.

– Да, с Гольцевым была наша ошибка.

– Это всё ваши игры, а мне мои жизнь и здоровье дороже. Вас бы в карцере подержали.

– Для Родины можно на что угодно пойти, – с патетикой озвучил комиссар.

– Вот в этом я с вами полностью согласен. Так вот, Родина сказала вам: спрыгните с крыши высотки. Идите, прыгайте. Что, не верите моим словам? Так и вы для меня не авторитет, чтобы о Родине вещать. Что вы, что какая-нибудь кухарка будет что-то от меня требовать во славу Родины, я обоих пошлю.

– Да, товарищ комиссар, – протянул майор, откинувшись на спинку стула. – Вы правы, наглый щенок. Никакого чинопочитания.

– После ваших застенков уважения и чинопочитания от меня не ждите, – сразу отозвался я. – Даже видимого.

– Да помолчи ты уже, – поморщился майор.

Удивили. Нет чтобы рявкнуть, чего я, в принципе, и добивался, проверяя их. Однако спокойно со мной общаются. Это значит одно: им приказали меня не трогать, поговорить спокойно. Это настораживает. Тем не менее я действительно замолчал, как и просили, потому что чувствовал: если продолжу, перегну палку.

Майор одобрительно хмыкнул и, достав папку, попросил ознакомиться и сказать своё мнение. Это оказался мой рапорт. Почерк чужой, но всё, что я написал в своём рапорте, все пять листов, было перенесено от и до, добавить нечего. Так я и сказал.

Вопросов у майора, как оказалось, хватало. Откуда оружие взял, бежав из плена? Припасы, понятное дело, на сгоревшем складе. Но, опять же, как сохранил? Или где-то рядом спрятал? Откуда медвежья шкура? Даже откуда лыжи взял, пришлось объяснять. Майор вёл опросный лист, куда вносил всю эту информацию. Приходилось на ходу придумывать ответы, но вроде складно получилось. А то я как-то расслабился после выхода к своим: не спрашивают – и хорошо. Ответы не заготовил, вот и пришлось сейчас расплачиваться за свою недальновидность активным мыслительным процессом.

Потом перешли к моей работе в штабе дивизии. Вопрос был один, и вполне конкретный: откуда я получаю столь достоверные сведения?

Вот тут у меня ответ был.

– От немцев.