Красноармеец Краснофлотец № 21-22<br />((ноябрь 1937))

МАТАОРИ. Они придут.

ИДЗИТИ. Командиров мертвыми или живыми желаете видеть!

МАТАОРИ. Живыми. (Пауза.) Сколько политических партий свои платформы нам прислали!

ИДЗИТИ. Девять, господин генерал.

МАТАОРИ. И господин Тыжнов в том числе?

ИДЗИТИ. Нет. Господин Тыжнов прислал только список лиц, которые немедленному уничтожению подлежат. Те лица — коммунистические начальники, адреса их нам неизвестны были.

МАТАОРИ. Так. Когда генерал Ворожцов покинет меня, то господина Тыжнова сюда пригласите. (Идзити ушел.) Вам нравится русский деревянный ампир, Хирозе?

ХИРОЗЕ. Я не люблю европейского искусства, господин генерал.

МАТАОРИ. Так. Минода ваш друг, Хирозе?

ХИРОЗЕ. Да, господин генерал.

МАТАОРИ. Прекрасно. Вы ему верите?

ХИРОЗЕ. Да, господин генерал.

МАТАОРИ. И хорошо делаете. Дружба — это седло славы.

Внизу.

ГОЛОСА. Стойте! Пленные идут!

ЖЕНЩИНА В ГОЛУБОМ ПОЛУШАЛКЕ. Какие еще пленные?

ГОЛОС У ТРИБУН. Из германского плену приехали!

— Сюда их. Веди сюда, ребята!

— Пленные-то больно горячи. Мы, грит, расшибем все, а до дому доберемся.

Вверху.

(Входит генерал Ворожцов и полковник Идзити. Ворожцов — китель внакидку, мандолина подмышкой, руки перепачканы мелом. Держит кий.)

Ген. ВОРОЖЦОВ. Извините, ваше превосходительство, уж больно отменна партия на биллиарде. Такой аферист играет, в жизни не видывал.

МАТАОРИ. Какие, господин генерал, у вас убеждения политические имеются?

ВОРОЖЦОВ. А у меня нет никаких убеждений, ваше превосходительство.

— У меня нет никаких убеждений, ваше превосходительство.

МАТАОРИ. Но для чего ж вы молодых либеральных офицеров вокруг себя собираете?

ВОРОЖЦОВ. А вы полагаете, что хороший партнер на биллиарде сам к вам явится? (Наигрывает на мандолине.)

Бурная тайга,
Тихий океан,
Поручик, ага,
Кажется, ты пьян!

МАТАОРИ. Но какие же у вас, господин генерал, идеалы?

ВОРОЖЦОВ. Признаться, у меня и идеалов-то нет, ваше превосходительство. Мечтал было о зеленом попугае, но приобрел. Мандолина вот тоже первосортная. И всё. (Смотрит вниз.) Эге! Да это никак пленные. Очень любопытно послушать.

МАТАОРИ. Солдаты должны генерала слушать, а не генерал солдат.

ВОРОЖЦОВ. Это у японцев, ваше превосходительство. У русских же сейчас генералы, готовясь принять присвоенную им порцию свинца, весьма внимательно выслушивают солдат.

МАТАОРИ. И еще шутите. Странный вы народ, русские.

ВОРОЖЦОВ. Вам трудно себя разглядеть, ваше превосходительство, но уверяю вас, что японцы еще более странный народ. (Перевешивается через балкон.) Эге! Слушайте-ка.

Внизу.

ПЛЕННЫЙ. Братцы, проехали мы все моря, значит. К миру мы приехали, к пашне!

ВТОРОЙ ПЛЕННЫЙ. Верно. К хозяйству, к сынам ехали!

ПЛЕННЫЙ. Вылазим. А город-то большевики оцепили. К пашням нам не пройти. И говорят нам: поступайте, ребята, грузчиками в порт. (Потрясая винтовкой.) А это на что?

ТРЕТИЙ ПЛЕННЫЙ. Голосуйте за наш отряд! Какое там учредительное. Всем винтовки выдаем. Все окопы сносим. Мир! Не надо нам нейтральных там ваших зон. К пашне хотим!

ВТОРОЙ ПЛЕННЫЙ. К хозяйству. К сынам!

ЗАГОРОДНЫХ (выскакивает вперед). Союз георгиевских кавалеров хотите слушать? Я председатель. Я — Загородных!

ВТОРОЙ ПЛЕННЫЙ. Ивана Матвеича сынок, кажись? Да, он. Сергунь. Экой чорт вымахал. (К третьему пленному.) Это из Лаврентьевского поселка. Сергунь, а ты дядю Ерему узнаешь?

ЗАГОРОДНЫХ. Здорово, дядя Ерема, не голова, а солома. (Хохот.) Да я и то говорю, парни, пришли вы на площадь с винтовками, орете, нейтральную зону вам не надо, окопов нашей республике тоже не надо. Чего же вам надо?

Вверху.

ВОРОЖЦОВ. Этот диспут достоин пера Ксенофонта, ваше превосходительство.

МАТАОРИ. Вы очень пылки, господин генерал.

Внизу.

ЗАГОРОДНЫХ. Пашню тебе надо? Дом тебе надо? Родных тебе надо? Так?

ПЛЕННЫЙ. Разорвем мы, как бумажку, эти окопы!

ЗАГОРОДНЫХ. А и ври! А ты бы все-таки спросил, — против кого эти окопы-то поставлены? А спросить то тебе, дядя Ерема, стыдно-о!

ПЛЕННЫЙ. Мне стыдно-о? Их, брось, Сергунь! Я нонче злой.

ЗАГОРОДНЫХ. Стыдно! Потому что — кто тебе дал эти винтовки? Офицеры! А чьи эти винтовки? Японские! А чью родину занимают японцы? Твою. А против кого поставили окопы? Против японцев, которым из города самим выйти страшно, так они хотят на чужих ногах выйти.

ПЛЕННЫЙ. Сам я иду! За детьми. За женой я иду. Вы жен наших захватили, вы над женами нашими изголяетесь.

ЖЕНЩИНА В ГОЛУБОМ ПОЛУШАЛКЕ. Ярем Семеныч, это кто же со мной живет? Это кто же надо мной изгоняется? Это кому же позволю, кроме законного мужа, над собой изголяться? (Указывая на мальчишку, который держится за ее руку.) А этот от кого же нажит? Этот кем же выкормлен, Ярем Семеныч?

ПЛЕННЫЙ. Ба-а-ба! (Второму пленному.) Смотри-ка, Митька, баба моя! Робята, да ведь это Сенька мой! Робята. Да ведь тут все деревенские бабы. (К мальчишке.) Сенька, ты опять сопли распустил. Утрись! На народе стоишь, не в поле.

ВТОРОЙ ПЛЕННЫЙ. Анисья-то, гляди-как растолстела.

БАБА. С тобой растолстеешь. (Плача.) Столько, ирод, ноченек был в плену-то, смотреть страшно.