– А какой из штампов Вас конкретно интересует?
– А это Вы сами должны нам рассказать, – произнёс он, пьяно поставив ударение на местоимении ВЫ.
Я почувствовал, что оказался в известном анекдоте про Василия Ивановича Чапаева, который попал в плен к белым, но при этом забыл военную тайну…
Наши взаимоотношения со «штатским» были осложнены тем, что ему, конечно же, рассказали про моё журналистское удостоверение, которое я вчера совал всем направо и налево. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо тем, что на десять лет они посадить меня побоятся, а плохо тем, что – чёрт его знает, какие у них там сейчас интриги и разнарядки, – может, и посадят…
В какой-то момент «штатскому» захотелось домой. Он, предварительно пристегнув к себе наручниками, вывел меня на улицу (по сему факту я понял, что внутри нас снимала скрытая камера), и стал «говорить по-мужски».
…Конечно же, я дал ему денег, – много денег, – подписал всё, что было надо, в том числе и бумагу, где говорилось, что со мной обращались очень хорошо, кормили, поили, развлекали танцами и песнями древних укров и никаких методов психологического и иного воздействия не применяли. Затем меня, опять же под дулом автомата, правда, уже без наручников, но со штампом в паспорте «Заборонено въизд в Украйну», отвели на жд-вокзал и расстреляли. Пардон, депортировали. Посадили на поезд и отправили обратно в Россию, в Белгород.
До Нового года оставалось несколько часов и столько же минут.
Как я уже говорил, у меня не было с собой обыкновенного паспорта, по которому я бы мог попытаться проникнуть на территорию братской Украины ещё раз. Загран был испорчен штампом, а настроение – сидением в кутузке и общением с хохляцким гэбэшником, поэтому я взял в привокзальном буфете пива и купил билет до Москвы. В вагоне, кроме меня и двух проводников не было никого.
Кстати, я считаю, что во фразе «Заборонено въизд в Украйну» допущено, как минимум, две орфографические ошибки. Если уж «въизд», то «заборонен», и если уж «Украйну», то «на». И никто меня не убедит, что украинский – это самостоятельный язык со своими самостоятельными правилами.
Как известно, Украину даже великие русско-украинские писатели называли Малороссией. «Да разве существует малороссийский язык? Я попросил раз одного хохла перевести следующую, первую попавшуюся мне фразу: «Грамматика есть искусство правильно читать и писать». Знаете, как он это перевел: «Храматыка е выскусьтво правыльно чытаты ы пысаты…» Что ж, это язык, по-вашему? самостоятельный язык?». Иван Сергеевич Тургенев, роман «Рудин», страница не помню, правда, какая…
А их великий кобзарь Шевченко?!
«Як умру, то поховайте… На Вкраїні милій…» НА, а не В! Уж своего письменника-то хоть послухайте. А то не разберётесь, где поховать…
…Был очень поздний вечер 31 декабря. По поезду паровозом бегали пьяные проводники и проводницы. Их лица были раскрашены наподобие масленичных баб, а должностные обязанности позабыты. Они вовсю балагурили и звали присоединиться к ним. Я искренне попытался, но мне как-то не забалагурилось. И даже не запаровозилось. Хотя у них было…
Тогда я выпил своё пиво, расстелил постель, засунул голову под одеяло и начал встречать Самый Весёлый Новый Год в моей жизни.
Миллениум, или Нэва-форэва
С границей и её пограничниками связано очень много забавных случаев, но если следовать спонтанно-повествовательной логике, которой я собираюсь придерживаться и далее, то теперь нужно перейти к новым годам. Странно, но никакого особенного пьянства, как это водится у большинства народонаселения, в новые года у меня никогда не было.
Каждый новый год я пытался куда-нибудь выехать. Но самая экзотическая встреча Нового Года была, пожалуй, в Симеизе.
Есть там стоящая среди моря-окияна скала под названием Дива, и ведет на эту Диву дивная лесенка… Летним днём там народ чуть ли ни с детьми прогуливается, а вот суровой новогодней ночью, по обледенелым ступенькам, в кромешной темноте, да ещё в пьяном виде… В общем, не советую.
Была у меня в Симеизе одна знакомая бабулька, у которой я всегда, будучи там, останавливался. Были мы с ней так близки, что она мне даже свою сиську показывала, фашистами ранетую. В молодости она партизанила в Крымских горах, и однажды вражеским осколком ей эту сиську порвало. Выглядело это как суровое африканское… Ну, как его там? Не тату, а когда ножом или раковиной на коже декоративные шрамы делают… Ну, в общем, вы понимаете… Шраминг, одним словом. Мужу рваная сиська не понравилась, и он, хоть и был партизанским командиром, скоро ушёл к «какой-то крашеННой и сисясЬтой» (кто бы сомневался) бухгалтерше с винзавода.