Читаем КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме полностью

Емельянов был арестован, но сначала не как обвиняемый, а как подозреваемый. Следователь разрешил ему позвонить по телефону. Он позвонил матери, которая сказала ему. "Валера, дер-жись!", и своему товарищу по борьбе с сионизмом историку Евгению Евсееву, которому он сказал:

— Женя, я не виноват!

А ещё через день он признался в убийстве и рассказал обо всех подробностях.

"Две культуры в одной культуре"

То, что в Советском Союзе бытовой и административный антисемитизм был повсеместным явлением, вряд ли надо доказывать. Хорошо известно, что целые отрасли деятельности запретны для евреев. Есть в этом и своя положительная сторона: тому, что в высшем партийном и государ-ственном аппарате, в

60

органах КГБ и МВД и в некоторых других учреждениях на протяжении многих десятилетий встретить еврея практически невозможно, лично я только радуюсь.

Но и в хозяйственном аппарате, в учебных заведениях, в науке, культуре, в производствен-ной сфере к евреям особый подход. Отдельным "хорошо зарекомендовавшим себя" евреям кое-где ещё позволяли занимать ответственные посты, но поступить новому человеку с "пятым пунктом" либо вовсе невозможно, либо чрезвычайно трудно. Устроиться на работу или поступить в ВУЗ, продвинуться по службе или защитить диссертацию, опубликовать книгу или статью еврею, как правило, в несколько раз труднее, чем представителю любой другой нацинальности. Всё это воспринималось как само собой разумеющееся и должное.

Существенным новшеством конца 60-х — начала 70-х годов стало появление и всё большее усиление антисемитизма идеологического. Раньше евреев зажимали втихую — потом началась открытая травля, под нее подводилась теоретическая база.

В авангарде теоретиков шли те, кто вслед за Емельяновым и вместе с ним непосредственным образом занимался "разоблачением сионизма и масонства". Правда, эффект воздействия этих работ на некоторые категории читателей был ослаблен слишком очевидной пропагандистской заданностью.

Зато к услугам более разборчивых читателей — десятки и сотни книг, брошюр, статей, посвященных вроде бы другим темам. В них те же идеи не являются ведущими, но тем не менее, проводятся с не меньшей, а иногда и с большей настойчивостью. Особенно активно в указанном направлении действовала группа литераторов, которые очень агрессивно защищали от несущест-вующих врагов исконно русскую историю и культуру.

Хорошо известно, что если у русской культуры, как и у других национальных культур, когда-либо были враги, то отнюдь не евреи и не сионисты, а коммунисты. Вслед за Лениным они считали, что в недрах каждой национальной культуры существуют две культуры и одну из них, "культуру эксплуататорских классов", необходимо уничтожить ради светлого будущего угнетен-ных классов. Впрочем, коммунисты давно уже объявили та-

61

кие взгляды левацкими. Поэтому тот, кто в СССР посмел бы, опираясь на самого Ленина, выска-зать мнение, что коммунисты — враги русской культуры, рисковал бы получить срок за клевету на советский строй. А вот заявить, что сионисты занимаются "обрезанием (!) нашей древней культу-ры"4 — это было вполне допустимо и издавалось массовым тиражом с благословения политически грамотных редакторов и главлита.

Впрочем, теория двух культур тоже была очень популярна, только не в ленинской, а в прямо противоположной интерпретации. Во многих статьях и книгах можно найти яростное поношение всего того, что ещё недавно считалось "культурой угнетённых классов", а потом стало иноземной иудо-масонской диверсией.

Выразительный пример такого рода произведений — биография И. А. Гончарова, написан-ная Юрием Лощицем.5 В книге с большой настойчивостью проводится апология обломовщины как "истинно русского" явления, воспеваются патриархальные нравы крепостной деревни, а агрономи-ческие брошюры и железные дороги предаются анафеме как вредные иноземные новшества, губительные для России. Всё либерально-демократическое движение прошлого века объявляется бесовщиной и заговором против России, направляемым из зарубежных масонских центров. Немец Штольц, который в романе "Обломов" является носителем прогресса, согласно Лощицу — прямой ставленник сатаны. Причём, эти взгляды Лощиц приписывает автору великого романа, издевате-льски искажая его творческий замысел.

Точно так же Михаил Лобанов в биографии А. Н. Островского даёт "новое" прочтение пьесы "Гроза". Кабаниха у него становится положительным персонажем, бдительно охраняющим "патриархальные" нравы старого русского купечества, а бунтующая против этих нравов Катерина — цитадель греха и разврата. Разумеется, и это предстаёт в книге не как точка зрения автора, а как замысел самого А. Н. Островского. Переходя от литературных персонажей к историческим, Лобанов обрушивается на женское движение, которое дало русской культуре таких выдающихся деятельниц, как Софья Ковалевская, Мария Бокова, Надежда Суслова, Людмила Шелгунова. Для М. Лоба-

62

нова (и якобы для А. Н. Островского) всё это движение есть импортированный и, значит, анти-русский "жорж-сандизм".6

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное