Красное и зеленое

На этот раз историю с похищением Ильина и с деятельностью фирмы «Эколо» замять не удалось. Газеты разных направлений и партий подняли шумную кампанию. Активность фашиствующих атомщиков беспокоила всех. Официальные лица оказались вынужденными начать расследование. Стоило только коснуться истории с обвинением Ильина в убийстве гестаповца, как подоплека этого дела стала ясной. Смерть Фихтера показала, что фирма для достижения своих целей не останавливалась и перед убийством. Несколько человек из доверенных лиц фирмы оказались за решеткой.

Аркадий Павлович Ильин вместе с Машей неожиданно для всех тоже оказался под охраной. Официально он не находился под арестом. Но и не был свободен.

Ему предоставили «на время карантина» небольшой домик, в дверях которого бессменно сидели два полицейских. В окна с витиеватыми узорчатыми рамами были вставлены толстые решетки.

Встретившись после долгой разлуки, Ильин и Кобленц рассказали друг другу все, что они пережили. Когда Аркадий Павлович поделился со своим другом опасениями относительно дела Райнкопфа и гестаповских провокаций с фотографиями, Кобленц с возмущением сказал:

— Они и сейчас попытаются оклеветать вас. Я немедленно еду к адвокату и дам свои показания!

Он ушел, а через два часа посыльный принес Ильину несколько заверенных листов свидетельских показаний.

— А сам Кобленц? — спросил Ильин.

— Он, к сожалению, приехать не может.

— Почему?

— Его арестовали…

Да, Кобленца арестовали, предъявив обвинение в оскорблении полиции. Три недели тюрьмы — таково было немедленное решение судьи…

События наводили на размышления. Разве Ильин не все сделал для разоблачения преступников? Не пора ли прервать этот глупый карантин и разрешить ему с Машей выехать на Родину? Или затевается какая-то новая история?

В часы довольно грустных раздумий к Ильину неожиданно явился человек, который сразу рассеял все неприятности и разгладил морщины на лице Ильина и Маши.

— Привет, друзья! — сказал он и схватил Ильина в объятия. — Теперь-то я уже не оставлю вас одних. Все утрясется, уляжется. Считайте, что вы в Москве. Да, простите, пожалуйста, я и не представился вам. Вот рассеянность! Лейтенант Пирогов Василий Власович, представитель ставки в Берлине. Прикомандирован специально к вам. Не скучаете?

Аркадий Павлович и Маша переглянулись.

— Не скучаем, — ответила Маша, — но все же страшно.

— Считайте, что это все в прошлом. Советские представители извещены о ваших делах. Я буду все время рядом с вами. Утрясется, уляжется. А там скоро и возвращение.

— О нас кто-нибудь знает на Родине? — Ильин с напряженным вниманием впился в лицо Пирогова.

— Конечно, знают, — ответил он. — Еще с того времени, как вы очутились на этой проклятой даче. Не могли к вам пробиться. Другая зона. А тут вдруг ваше исчезновение…

— Откуда же вы узнали обо мне?

— Командование получило письмо одного товарища. Немецкого коммуниста. Он сидел вместе с вами в лагере. Вот фамилию только не помню.

— Франц Кобленц?

— Да, да… В письме он писал о вас, о вашей работе и просил помочь.

— А где сейчас ребята, что приехали со мной? Они тоже, как мы, сидят в карантине?

— Сидят. Закон чужой страны оказался кому-то на руку. Но через неделю они поедут домой. С ними наши представители. О них можно не беспокоиться. Да и вам нечего больше грустить, товарищи. Утрясется, уляжется.

Пока шли необходимые для отъезда в Советский Союз переговоры, интересные события произошли вокруг самого острова Красных камней.

Крупнейшие газеты великой капиталистической страны неожиданно выступили с очень резкими нападками на «побежденную страну, граждане которой, видимо, с молчаливого согласия официальных лиц позволили себе нагло хозяйничать на земле, принадлежащей другому суверенному государству. Вопиющее безобразие, примера которого еще не знает история международных отношений, выразилось в том, что эти граждане организовали без ведома истинных владельцев острова контрабандную добычу и вывоз ценных ископаемых, нужду в которых, несомненно, испытывает и это суверенное государство».

Вслед за статьями, написанными в тоне высокого гражданского возмущения, последовало категорическое требование «передать остров Красных камней под опеку той державы, которая будет способна осуществить защиту территориальной целостности этой части суверенного государства».

А потом читатели были извещены, что правительство страны, которой принадлежит остров, уже подписало с представителем этой великой державы соответствующий договор об опеке и на остров прибыли первые чиновники опекающей стороны.

Чиновники, по-видимому, знали толк в геологии и физических науках, ибо дальнейшие сведения об острове пестрили такими терминами, которые известны только в определенных кругах физиков.

Одна из осведомленных газет описывала, со слов специального корреспондента, первое посещение острова Красных камней представителями своей страны.

«Мы высадились в уютной бухте, защищенной рифами, и по сходням перешли на берег. Нас встретила мертвая тишина. Остров казался необитаемым. Горы хранили молчание… Это был дикий, неисследованный уголок планеты.