Красное яичко

«В Сене жил свирепый дракон, по имени Gargouille. Он топил суда, а на берегу пожирал скот, выгоняемый пастись на заливных лугах. Уже много бесстрашных рыцарей (sans paour) выходило на поединок с ним, но дракон был непобедим: всех убил и съел. Тогда за обуздание наглости дракона взялся св. Роман, в ту пору архиепископ руанский. Прежде всего он отправился в государственную тюрьму и взял оттуда в помощь себе двух осуждённых на смерть. Затем, предводительствуя огромною толпою любопытных, епископ пришёл к логовищу чудовища. Голос святого мужа сразу укротил дракона: Гаргуйль стал смирнее овцы. Св. Роман надел ему на шею верёвку, прикрыл его епитрахилью, и узники повели дракона, как собаку, к месту общественных казней, где полудемона-полузверя ждал уже достойный его злодеяний костёр. Очутившись в огне, Гаргуйль попробовал было потушить пламя, излив из пасти огромное количество воды, но, по молитвам св. Романа, не успел в том и превратился в пепел». С тех пор в Руане завёлся хороший обычай отпускать на волю двух, заключённых ради Светлого Христова Воскресения, а в архитектуре — появился термин gargouilles: стоки для грязной воды, изваяемые по углам готических соборов, в виде фантастических животных с разверстою драконовою пастью. В Руане узников освобождал — по рекомендации их благонравия тюремщиком — архиепископ, лично для того посещавший тюрьму. В Париже та же церемония производилась в Notre Dame: архидиакон разбивал звено цепи, и заключённого отпускали на все четыре стороны, взяв с него слово исправиться. Другая пасхальная церемония в Notre Dame, державшаяся со времён Роберта Благочестивого, и именно с 995 года, до века Людовика XV, — месса бесноватых. Доброта Роберта граничила со святостью. Однажды, заметив, что вор норовит отрезать золотую кисть с его королевского плаща, Роберт ограничился дружескою просьбою к мошеннику:

«Друг мой, не воруй, сделай милость, целой кисти; оставь половину для другого горемыки!»

По приказанию Роберта был воздвигнут дворец — Palais de la Citè. Освящение его было назначено на Светлый День. Все бедняки Парижа получили даровой обед, за богато накрытыми столами. Перед началом обеда, король умыл руки: слепой нищий попросил у него милостыни; король, шутя, брызнул ему в лицо грязною водою, — слепой прозрел. Чудо это положило начало ежегодному празднеству.

Пролог мессы бесноватых разыгрывался в капелле св. Людовика (Sainte Chapelle), воздвигнутой этим королём, как пантеон для мощей, которые он собирал отовсюду, — в ночь с пятницы на субботу Страстной недели. Все бесноватые Парижа приходили туда аккуратно каждый год, в надежде избавиться от терзающего их легиона злых духов. Можно вообразить, что за адский вопль и крик, какие обезьяньи кривлянья, проклятия и богохульства потрясали капеллу в эту страшную ночь! Когда демонское шаривари становилось окончательно невыносимым, старший каноник капеллы появлялся среди безумцев, держа в руках ларец с частицею Животворящего Креста. Вид великой реликвии умиротворял страшное сборище. Шум затихал, конвульсии прекращались, энергия бешенства сменялась упадком сил и глубоким сном. На завтра, в Пасху, бесноватые шли в Notre Dame благодарить Бога за временное облегчение их участи: эти бедные, казнимые природою души, действительно, ведь, как бы вырывались на несколько часов из ада! Они слушали мессу отдельно от других молящихся, в боковой часовне; священники кропили их святою водою, и они расходились по домам на новые страдания — впредь до следующей Пасхи.