Красное колесо. Узел 1. Август Четырнадцатого. Книга 1

Перед самым шоссе, не выводя из лесу, батарею остановили. Они пришли первые, значит, долог оказался кружной путь, а может, полки блукают. Уже довольно развиднелось, но и неполный свет ещё. В версте направо на высоте лежала у шоссе та самая деревня Меркен. Налево же по шоссе, всего за триста саженей, но по откосу и в провале – ждала их заклятая Шлага-М, и если разведка сейчас не встретит на ней огня – через пятнадцать минут батарея уже будет за нею. Ну да сказал командир первого взвода, что через пять вёрст ещё одна такая будет закупорка. А когда и вторую проскочут – донесёт их туда, где были они неполных три дня назад.

Надо было три дня таскаться со всеми орудиями, парками, обозами, ни одного снаряда не выпустив, отломав сорокавёрстный крюк, чтоб теперь дониматься и рваться: ах, если б назад угодить!

На широком пне, на закрайке леса, присел Чернега – и руки свесил, и ноги ослабил: ныли. А есть и спать – перехотелось.

Слышался уже из деревни стук колёс и разговоры. Это – по шоссе наши подходили. Теперь попрут, только успеть бы перед ними.

Вернулась разведка: свободна Шлага-М! Никого! Свободна. Плотинка – две сажени ширины, но свободна. Две сажени? – ой-ой.

И вот уже не таясь, звонкими голосами, на отлёт: «По ко-о-ня-ам!.. Ездовые сади-ись!» – и батарее выворачивать на шоссе и спускаться вниз, к Шлаге.

А вдруг – ударили по деревне Меркен немецкие пушки! И сразу – дом загорелся. И тут же занялись пулемёты с немецкой стороны – да где она, немецкая сторона? – там и немцы, там и наши, там наших больше, там весь корпус наш ещё идёт-бредёт. А в неразгоревшемся дне огневатые вспышки стрельбы помелькивают со всех сторон – и отлева деревни, и отправа деревни, и переносом сзаду. И только одна сторона верная, несомненная: Шлага-М свободна, вот тут, под откосом, Шлага-М, до которой они измесили болотце, и ногти срывали в кровь, и надорвали лошадей до упаду. И если теперь побыстрей дорогу занять и туда спускаться, то ещё опережаем обоз – тот, что галопом из Меркена кинулся сюда от обстрела, гудят колёса, а там и пехота бежит по обочинам.

Эти миги поворотные, когда не знает себя ни человек, ни целая часть, когда голос не слышен, и начальник не виден, и ты один решаешь за себя – да не решаешь, ведь думать некогда, – и вдруг решается всё.

Пушки подъехали – лучше позиции не надо! – и спускаться под откос? оттуда не постреляешь. Вскочил Чернега и размахом руки, как тысячу рублей пуская на ветер, показал первому орудию, где ему разворачиваться. И второму!

Могли б не послушать: почему фельдфебель? Подождём командира. Там плотинка нас ждёт, эта плотинка – в Россию! Мы целую ночь спотыкались, потели, толкали, мы – первые, мы имеем право в Россию!

Но щедрость передавалась как переимная зараза, и разученными движениями ездовые заводили пушки, и Коломыка, рожа скулая, уже свою снимал с передка. И бежал штабс-капитан, во все руки махая! чтó махая? не надо? не надо было? Надо! надо… правильно, молодцы!!

И подполковник Венецкий, узенький, из лесу вывернулся и, придерживая на боках шашку и сумку, бежал на высотку сбок деревни. А телефонисты – за ним, разматывая свои катушки.

Уже полный был превосходный свет, а заря запрятана за лесом, за спиной. По открытым холмам впереди и за холмами во все стороны расширялся гремёж. Не ушли, как хотели, ночью, – не ушли, не ушёл 13-й корпус, запутался.

Четыре орудия чернегиной батареи развернулись по эту сторону шоссе, передки отъезжали в лес, отсюда же подтягивались зарядные ящики, позиция – лучше не придумать! По шоссе проносились первые безумные повозки, обгоняя друг друга и сцепливаясь, – это здесь, а что на плотине будет? Перебивая их бег, перевалили шоссе, потянули на ту сторону становиться – пятое, шестое, седьмое орудия…

А тут – пехотка поддала, что за скоробеги, где таких берут?

– Кто такие? – львиным рыком через кювет от орудия окликнул их Чернега. – Кто такие? По каким делам?

– Звенигородцы! – отвечали.

Налился Чернега бычьей кровью:

– Да что же вы, грёб вашу мать, – говядину спасать звенигородскую? А мы за вас – отстреливаться? А ну, ворочайсь, давай прикрытие!

И батарейцы на холмик при Чернеге выскочили и не столько голосами, сколько руками, кулаками – остановили звенигородцев. Затолклись, обернулись, соткнулись – и пошла первая волна назад, ещё робко, ещё готовая повернуть. Но и там, как у нас, повиднелся офицер – и не погнал на Шлагу, а повёл в сторону от шоссе показывать, куда.

Ещё не вышло солнце из-за леса, только первым алым разгаром оттуда отдало – звенигородцы окапывались на склоне впереди, батарейцы обносили валками позиции, закладывали снаряды за подрытый холмок, – и утвердилась оборона Шлаги-М, не предусмотренная командиром корпуса, катящего как попало.