Читаем Красное колесо. Узел 2. Октябрь Шестнадцатого. Книга 1 полностью

– …Хотим побеждать – не избежать нам создавать организацию принудительную, как уже во всех европейских странах. Вся война есть принуждение, и никуда мы не денемся, всё равно затянемся в тот «военный социализм», который уже затопил Германию. И хлеб, и сахар, и чай, и керосин – всё придётся централизовать, лишь бы вытянуть войну. У немцев – всеобщая трудовая повинность от 16 до 60 лет. И если мы хотим победы – не избежать и нам.

– Только у немцев, – решился вставить Воротынцев, – общество и правительство – союзники, а не враги, как у нас.

Но его возражения как не заметили: видимо, Шингарёва понесло на что-то своё, отклонённое от партийной линии. Не успевал приехать Павел Николаевич обломить эту ересь, но Фёдор Измайлович был достаточно тяжёлой артиллерией и сам:

– Позволь, Андрей Иваныч, ты что ж – становишься на сторону правительства?? – И даже ужас прошёл ветром по кадетскому застолью и заставил всех откинуться. – Это – правительство носится с проектом милитаризовать рабочих, чтобы, видите ли, избежать нежелательных им забастовок. Рабочих – к станкам, как в солдатский строй? – Родичев вскинул нервную, выразительную руку и стряхивал, стряхивал с пальца выразительнейшие фразы: – Но наша партия не может принять такой цены – для победы установить диктатуру. Ещё одно крепостное право? Для победы отнять последнюю свободу у народа? Такой ценой не нужна России победа! Мы – все заедино горим желаньем победы, да! Но наша победа – в том, чтоб одновременно отвоевать народу гражданские права!

Воротынцев жадно поглощал этот спор, слыша сразу всех, и второстепенные голоса тоже. Очень его поразило, как сочетается у них блистательная образованность – и категоричность решений, нужная для власти.

Кажется, все остальные были за Родичева. Но Шингарёв не поколебался:

– Тут немцы на верном и неизбежном пути, это неотразимый ход вещей – принудительная организация труда. Это – всеобщее требование современной войны, оно заставляет уклониться от идеала свободы. И установись завтра правительство общественного доверия – к тому же будет вынуждено и оно!

– Да? Никогда!! – остро поглядывал через пенсне и остро посмеивался Родичев. – И если ты осмелишься повторить такое с думской трибуны – ты сразу станешь непопулярен!

Но как будто на той трибуне и почувствовав себя, глазами степняка загорясь, Андрей Иванович уже не по-комнатному:

– Что делать, осмелюсь! Да, настал момент жертвовать, соотечественники! Государство нуждается в вашем хлебе, мужич-ки! В труде ваших рук, сограждане!.. И если у власти станут просвещённые люди, действительно любящие свой народ, – будет та-акой подъём! Рабочие станут к станкам безропотно! Хлеб потечёт – неудержимыми реками! Народ отдаст хлеб, как отдавал детей!..

Надкололся голос. Шингарёв в растроганности должен был отдышаться.

Зашумели во все голоса. Старшая дама с толстыми локотками не ждала ничьего перевеса или мнения, а решительно присудила:

– Ну, разве что при ответственном министерстве, тогда возможна и диктатура! А сейчас правительство нарочно создаёт трудности с продовольствием, чтобы вывести Россию из войны.

Младшая дама с руками тонкими, гибкими, но до запястий скрытыми блузочной тканью, не сробела поправить:

– Нас предупреждали не пользоваться термином «ответственное министерство»: это может нас поставить под удар черносотенной агитации. Надо говорить: «министерство народного доверия».

Блузка у неё была тёмно-зелёная, а по ней – бурые всплески, непонятные.

– Можно говорить: «правительство из доверенных лиц».

Так это легко выговаривалось, скороговоркою даже, будто такое правительство уже существовало, всем хорошо известно, объявлено наперечёт – и к тому же замечательное и героичное, – а Воротынцев по фронтовой дикости не знал, пропустил? И спросить было неудобно, и места не оставляли для спроса.

Но явна была уверенность, что правительство такое будет желанным, популярным и спасительным. Такому-то, понял Воротынцев, и всё допустимо, а из рук нынешнего правительства и даром не надо!

– Прогрессивный блок уверенно выведет Россию из тупика!

– Да неужели же общественность справится хуже, чем тупые бюрократы! Россией правят тупейшие из тупых!

– И что делать русскому обществу с этим правительством? Просветить дураков? – невозможно. Переубедить дураков? – невозможно! Десятилетиями жить в полной власти дураков, а чуть хочешь протянуть на помощь и свои руки – на тебя шикают: осторожней! все будем в пропасти!

– Но как наложить на себя узду молчания? Мы лишены инстанций апеллировать к правде!

– Они объявили войну – всему народу!

– Правительство азиатского деспотизма, каннибальского кровожадия!

– Позиция умеренности к нему преступна как позиция предательства!

– А Милюков думает действовать в европейских манжетах.

– Да швейцары, дворники – и те знают правило: лестницу начинать мести сверху!

– Ка-дэ могут спасти Россию – но поступясь долей своей умеренности и в контакте с левыми.

– Надо было с самого начала блокироваться налево, а не направо!

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги