Нет, не довели обсуждения, нет сил, бросили на завтра.
А вот что срочно, надо было вот что: назначить районных комиссаров, чтоб они с утра… Стали называть кандидатуры комиссаров. На Выборгскую сторону сам вызвался Шляпников, на Петербургскую придумали назначить, он там живёт, Пешехонова, хотя он задевался куда-то. Но на все районы тоже не хватило памяти, фантазии, сил, языков. Запнулись. А что ж, принимать царское деление полицейских участков? Ну и не менять же впопыхах.
А Шляпников гнул: немедленное вооружение рабочих Петрограда.
Заспорили: рабочая милиция при заводах? порайонные сборы вооружённых рабочих?
Всё же Шляпников добился: вооружить – десятую часть рабочих. И поручили – ему.
Пока обсуждали, спорили, – а со всех концов зала к их ложе стали собираться фигуры – растяпистые, сонные солдатские образины: о чём тут гуторят?
При них и не поговоришь. Ну, всё равно кончать.
Так в этом знаменитом зале свет люстр перешёл в тёмную погруженность, прения – в журналистскую ложу, хоры публики – в арестантские камеры, самоуверенные дневные думцы – в ночных солдатских призраков.
Кто уходил. А Гиммер кинул свою тяжёлую ватную шубу на пол ложи Государственного Совета – и лёг там.
Председатель же того Государственного Совета сидел, арестованный, через коридор – в министерском павильоне.
Темно и тихо стало в думском зале с пяти часов утра.
Но вот-вот должен был забелеть стеклянный его потолок.
Обвалившийся ровно десять лет назад.
169