Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 2

Нет, к облегчению Рузского царь не слукавил. Он искал словá? Да. Но – не волновался. Да умел ли он волноваться? Этим средним человеческим качеством обладал ли он? Он был – спокойней их всех тут, как будто этот эпизод касался его менее всех.

Но – печален был откровенно. И так смотрел на Гучкова, не искавшего встречи взглядов.

Не обращаясь никак, он сказал, однако, явно одному Гучкову, голос его звучал очень просто:

– Я – об-ду-мывал. Всё утро. Целый день. А как вы думаете? – робким тоном просителя отступил. – Прияв корону, может ли наследник до совершеннолетия оставаться при мне и матери?

И смотрел беззащитно с надеждой.

Гучков уверенно покачал головой:

– Нет, конечно. Никто не решится доверить воспитание будущего Государя тем, кто… – голос его отвердел, это не о присутствующих, – …довёл страну до настоящего положения.

– Значит – мне что же?.. – тихим-тихим упавшим голосом спросил царь.

– Вам, Ваше Величество, придётся уехать за границу.

Государь покивал печально.

– Так вот, господа. Сперва я уже был готов пойти на отречение в пользу моего сына. Именно это я подписал сегодня в три часа пополудни. Но теперь, ещё раз обдумав, я понял… Что расстаться с моим сыном я не способен.

Гучков резко поднял голову к царю.

Голос Государя был совсем не государственный. Но и не равнодушный, а дрогнул болью:

– Я понял, что… Надеюсь, вы это поймёте… У него некрепкое здоровье, и я не могу… Поэтому я решил: уступить престол, но не сыну. А великому князю Михаилу Александровичу.

И потупился. Ему трудно было говорить.

Депутаты удивлённо переглянулись, первый раз за всю беседу. Вступил Шульгин – поспешно, как боясь, что его обгонят:

– Ваше Величество! Это предложение застаёт нас врасплох. Мы предвидели только отречение в пользу цесаревича Алексея. Мы ехали сюда предложить только то, что мы передали вам.

Такое простое изменение, такая простая перестановка двух предметов, – а депутаты совсем оказались к ней не готовы, и пославшие их не готовы, и никто об этом не задумался прежде…

Искал возраженье и Гучков:

– Учитывалось, что облик маленького наследника очень смягчал бы для… масс… факт передачи власти…

Все они там, в новом правительстве, в думской верхушке, рассчитывали на малолетие Алексея, несамостоятельность Михаила… А что ж получалось теперь?

– Тогда разрешите, – искал Шульгин, – нам с Александром Ивановичем посоветоваться?..

Государь не возразил. Но и не поднялся уйти.

Да и не ему ж уходить!

Очевидно – выйти депутатам?

Но и они были в растерянности, не выходили. Да кажется, Гучков и не искал советов Шульгина, он предполагал бы решить сам.

А у Государя – было своё неохватимо трудное. Но ему – не с кем было выйти советоваться, а вот их же, враждебно приехавших, снова спросить о том же:

– Но я должен быть уверен… как это воспримет вся остальная Россия. – И голубым растерянным взглядом искал ответа у них, избегая Рузского: – Не отзовётся ли это… – не нашёл, как выразиться скромно.

– Нет! нет, Ваше Величество, не отзовётся! – это-то Гучков знал твёрдо. – Опасность – совсем не здесь. Опасность, что если раньше нас другие объявят республику – вот тогда… Вот тогда возникнет междуусобица. Мы должны спешить укрепить монархию раньше.

Также и Шульгину этот вопрос был ясней той неожиданной заминки с наследованием. И он давно порывался вступить с монологом, зачем и ехал:

– Ваше Величество! – горячо, убедительно заговорил он. – Позвольте мне дать некоторое пояснение, в каком положении приходится работать Государственной Думе.

Описал, как наглая толпа затопила весь Таврический дворец, у Думского Комитета – две маленьких комнаты.

– Туда тащат всех арестованных, и ещё счастье для них, что тащат, так как это избавляет их от самосуда толпы… Дума – это ад! Это – сумасшедший дом!

Но кажется, такая горячая характеристика не укрепляла позиции приехавших депутатов? Шульгин исправился:

– Но мы содержим символ управления страной, и только благодаря этому некоторый порядок ещё может сохраняться. Вот – не прервалось движение на железных дорогах. Но нам неизбежно придётся вступить в решительный бой против левых элементов, для этого нам нужна прочная почва. Ваше Величество, помогите нам её создать!

Они просто умоляли, они ничего не вынуждали!

А Государь всё никак не мог увериться, не мог охватить:

– Но я хотел бы, господа, иметь гарантию, что вследствие моего ухода не будет пролито ещё новой крови…

О, как раз наоборот! Наоборот как раз! Только отречение и спасёт Россию от перспективы гражданской войны!

Действительно: зато – миролюбие. Зато – ни над кем никаких расправ.

А вот относительно изменённого Государем проекта – конечно, тут надо… Хотя бы посоветоваться четверть часа.

Но Гучков принял легче и быстрее. Да ведь он ехал сюда, зная несравненное упорство этого человека, ожидая самый изнурительный и, быть может, безуспешный поединок, так что пришлось бы вернуться лишь с ответственным правительством и с кусочком конституции, – а тут уже всё было сломлено, отречение – подавалось на блюде, цель долгой общественной борьбы – вырвана, надо брать, пока протягивают.