Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

Но и это не всё: гений революции должен чувствовать натяжения во все стороны. Из Царского – сразу в кипящий Кронштадт. (Там какие-то убийства?.. затянувшийся мятеж?) Там – выступить на совете матросских депутатов: «На Кронштадте лежит ответственность за свободу!» Всей-то грозы – милый студент Рошаль? психоневролог, но уже в морских брюках, – обменялся с ним поцелуем. И молниеносно назад в Петроград. Прессе: «Я только что из Кронштадта. Все попытки поссорить нас с ними разобьются о сознание выросшего народа. Балтийский флот возродился и не выдаст Россию!» И правительству доложить: в Кронштадте – полное успокоение, полное единство матросов с офицерами, это ложные слухи об издевательствах (и совсем не так много убили). – И ещё же во все газеты: «Министр юстиции поручил Чрезвычайной Следственной Комиссии обратить особенное внимание на дело царя». И ещё же во все газеты: опровергнуть, будто сам допрашивал Вырубову, какая чушь, тоже пущено злостно. (Тоже могут трактовать как форму сговора.) И теперь, кометой – на вокзал, наконец приехала любимая Бабушка – вот только когда! На вокзале поднести ей букет красных роз: «Вы – царица русской свободы!» Вести её в царские комнаты вокзала – и речь. И везти её в Таврический, и перед оттеснённым ИК – ещё речь: «Три года назад, когда я был на Лене (в адвокатской командировке) – и Бабушка была там, под охраной жандармов. И вот я горд, что сегодня встречаю безценную Бабушку!» И вместе с Чхеидзе выносить её из зала на кресле. И днём у себя в министерстве – дать завтрак Бабушке и Вере Фигнер. (Символ!) И сюда же является кроткий князь Львов, приветствовать Бабушку. И снова метнуться в Таврический на Совещание Советов, войти сквозь оратора, во взмыве аплодисментов (это эффектней всего, когда прерываются и аплодируют), и снова с речью: «Низкий поклон всей демократии – от правительства. Я не мог войти в очередь ораторов, при всей потребности находиться в вашей среде. Мы – все здесь вместе старые товарищи по борьбе со старым режимом».

И только так закончен трёхдневный пируэт. И генерал-прокурор – не уязвим ни с какой стороны.

И в тот же вечер, о, как безумно уплотнено время, – от князя Львова, уезжающего в Ставку, перенять перо: «за председателя Совета министров». («За» – именно он, заложник демократии! никто другой, он – на верном пути к председательству, он звезда восходящая.) И уже на следующее утро от имени правительства принимать, принимать фронтовые делегации. (Это – очень подходит Керенскому.) И лобызаться с делегацией Георгиевского батальона, уже знакомого ему по Ставке.

А вечером, у себя в министерстве, ещё раз принять депутатов Совещания Советов, чтобы прочней им себя запечатлить. (И так – не удалось ИК провести это Совещание стороной от Керенского. На Совещании вот как сказали о нём: «Мы не должны нашими нападками сжигать то сердце, которое горит за народное дело. Его оскорблять – преступление, товарищи!»)

* * *

И продолжал бы дальше вращаться феерическою звездой, выдерживал. Но тут подкатила – Пасха, несколько дней естественного перерыва даже и революции. А Керенский и правда нуждался же в отдыхе – от правительства, от Совета, от речей, от семьи – и хотел на несколько дней закатиться анонимно в подмосковную санаторию (были проспекты на интересную встречу). Но едва сказал кому-то неосторожно – и на следующий день уже в газетах. Испортили. Да под Москву и ехать далеко. Тогда – в Финляндию. А если так – о, революционное сердце, тогда почему не заглянуть в Гельсингфорс и не выступить там на сейме? (Финляндия не совсем хорошо себя повела относительно русской демократии.) Поднесли букет – поцеловать: «Это самое ценное, что я получил в Финляндии».

Воротясь с пасхального отдыха (тут узнал, что приехали Плеханов и Ленин, а Чернов и Савинков ждутся на днях) – сразу опять втянулся в затягивающий вихрь, совершенно некогда перевести вздох, а взмывает и взмывает тебя всё выше! И в чём же ключ такого невероятного успеха? А конечно в том, что Керенский уникально совмещает в себе: гениальное революционное чутьё – отчётливое социалистическое сознание – и глубокое же патриотическое чувство. А поэтому очаровывает – всех со всех сторон, круговращательно. (Удивительная у него судьба!)