И подобные же самозванцы, оказывается, выдумали весь этот запрос якобы 12-й армии о том, что содержание царя в Царском Селе представляет государственную опасность и надо его переводить в Петропавловку. По свойствам своей молниеносности Керенский ринулся в Царское тогда же мгновенно, и всё хорошо уладил, все газеты посегодня это обсуждают, – а оказалось: никто из 12-й армии такого запроса и не посылал, кто-то высунул анонимку и спрятался. (Впрочем, «Известия» тут же напечатали будто бы резолюцию Металлического завода – и тоже Николая в Петропавловку!)
Уже сколько лет Керенский жаждал свободы для отчизны, и был же юристом, – но только в эти недели убедился, что истинная свобода более всего зависит от министерства юстиции. И насколько же его министерство было ведущим во всех делах Временного правительства! – не только из-за яркости фигуры министра. Даже если на брянском заводе плохие харчи и работающие там сарты срываются с места – то, кого не задержат по дороге, добираются в Петроград – и именно только к министру юстиции. А министерство юстиции – само как необъятная империя, и надо за всем зорко доглядеть. Ликвидировать комитет по борьбе с немецким засилием – почему-то тоже выпадает Керенскому. Арестовать редактора закрытой теперь правой «Земщины», арестовать и его сына, обыскать редакции «Русского чтения» и «Летописи войны», там наверняка прихватим неуничтоженную погромную литературу. А тут петроградская дума жалуется Керенскому, что будто много недовольных его революционными судами (рабочий, солдат и судья), будто многие хотят обжаловать, а обжаловать некуда: не учреждена никакая апелляционная инстанция. (Действительно, в революционном вихре созидая, Керенский не предусмотрел апелляций: нельзя было представить, что и революционным судом тоже будут недовольны. И куда ж теперь апеллировать, эти суды ни в какой системе. В Сенат?) И теперь вот говорят вокруг юристы, что надо как-то восстанавливать судебные дела, сожжённые при пожаре Окружного суда. А зачем восстанавливать и тех многих, которые попали под амнистию? (Совещание.) Тогда – восстанавливать только по заявкам заинтересованных лиц? Но – как восстанавливать? – Го-ло-во-ломка.
И сколько таких головоломок! Освободил из тюрем «всех, кто хочет пролить кровь за революцию», – но многие уголовники только и доходят из тюрьмы до воинского начальника, а дальше – сбегают. А фронтовые лазареты отказываются принимать прощённых уголовниц в качестве сестёр милосердия. Запретил применять в тюрьмах кандалы и карцер, а только – апеллировать к совести преступника, – тюремщики не справляются и в отчаянии от падения тюремной дисциплины. Ещё: амнистия коснулась содержимых в тюрьме, но забыли о высланных военными властями в Сибирь заподозренных в шпионстве. Но они высланы без правильного следствия, и задерживать их в ссылке невозможно (а проверять сейчас – некому и некогда), – значит отпустить и их, всех сразу. Или вот проблема: за что судить бывших охранников? – ведь это были полицейские чины на службе, и статьи им не подберёшь. А провокаторов? Судить бы непременно надо, но – какая статья закона? Была хорошая идея: судить и тех и других по 102-й статье как за «принадлежность к преступному сообществу», как судили всех революционеров. Но комиссия Маклакова несколько дней назад уже вовсе исключила 102-ю статью из Уголовного Уложения – как несовместимую с духом революции. (Мог бы Маклаков прежде и посоветоваться. Но ведь он обижен, что не он министр юстиции.)