Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

Вышла на улицу – интеллигенция! Ещё не знают, как себя держать, куда идти, – просто показать свою гражданскую убеждённость.

– С нами, товарищи! Кто за доверие – присоединяйтесь!

Молодёжь лезет на стены, снимает красные флаги с домов, их много натыкано, и несут. У кого-то на флагах уже и скороспелые надписи.

На углах расклеены, в витринах выставлены жгучие воззвания партии Народной Свободы: «Выходите на улицу! Проявляйте свою волю!»

* * *

На углу Пушкинской студент кричит возражательно с ящика:

– Нам надоели эти общие места! Народу противна буржуазная казуистика!

Гимназический учитель в форме:

– А при чём тут буржуазия? Не буржуазия ведёт войну, а для жизненных интересов России!

Тот студент:

– Нет оснований доверять Временному правительству!

Матрос с тротуара, густо:

– Вполне доверяем правительству, оно нас не подвело. А кто может сказать, что оно изменило?

Из гула: – Ленин и компания.

Матрос, приступая к студенту:

– А велика наука, вон, быть вагоновожатым? А ну, стань на его место, далеко ли уедешь?

* * *

У Аничкова дворца, к Фонтанке, большая толпа. Между шляпок и котелков – есть и картузы и бабьи платки. Всё сегодня получило горло, перекликается, но обывательские речи смирные, а если резко крикнет, то вот реалист:

– Отказаться от ноты! Потребовать от союзников присоединиться к манифесту Совета!

Дама, сплетя на груди пальцы в лайковых перчатках:

– Но нельзя же заставить союзников пересматривать договоры во время войны!

– Опубликовать тайные договора!

– Это подло! Секретный договор может быть опубликован только с согласия всех сторон.

Студент:

– Да зачем дальше воевать, когда на фронте уже братание идёт?

Представительный рослый господин в хорошем пальто:

– Это возмутительно! Сперва надеялись: немцы свергнут Вильгельма. Не свергают. Теперь – надежда на братание. Да откуда эта мечта, что немцы не пойдут на нас наступать? У нас просто голова кружится.

Та же дама, всё так же с руками на груди:

– Да имейте терпение! Вот, Америка вступила! – теперь война скоро кончится.

Тот господин:

– Как же можем мы сами объявить мир?

Ему курсистка, чёлка из-под меховой шапочки:

– Вы хотите победы? Вам нужно ещё миллионы калек? А нам нужно – братство народов!

Студент – всем сразу, с ледового бугорка:

– Союзники – всё равно захватят! – и хоть с ними потом воюй. Нет, кто-то должен благородно отказаться, и с самого начала.

Курсистка, встряхивая чёлкой:

– Мы согласимся защищать свободную Россию, но не алчные аппетиты богачей.

Два солдата прикатили бочку. И раненый солдат, рука на перевязи, взлез на неё:

– Слушайте! Как так всё кинуть? А за что ж мы кровушку лили? А за что ж я три месяца, не зная покою ни днём ни ночью, лежал на лазаретной койке? Наши братья в окопах, а мы тут неужто будем слушать подзужников? А что бы мертвые сказали? Кто затеял эту суматошь? Не мы.

– Ленинцы! – кричат из заднего ряда.

Студент громоздится на снежной куче:

– При чём тут ленинцы? Я вот никакой не ленинец. Но демократия должна сыграть почётную роль посредника мира. Тайные договоры были заключены царским правительством, а демократия не обязана их соблюдать.

Хорошенькая гимназистка язвит:

– Вы потому против войны, что на фронт боитесь?

Плотный седой господин, решительно:

– Всякий последовательный демократ должен быть и борец за полную победу!

Неуёмная та курсистка:

– Ну да! – завоёвывать Константинополь, присоединять Армению, отбирать обратно Польшу, – а нужно ли это народным массам? Мы выиграли уже то, что сбросили царя! И этим помогли всем демократиям мира. Сейчас Германия борется за своё самосохранение – и это даёт ей страшную силу отчаяния! Опасно доводить её так…

Плотный господин не уступает:

– Но народ отверг утопические формы мира и не выпускает винтовки! Пока Германия не откажется от захватов – до тех пор мы будем непоколебимо стоять!

– А – где вы стоите? – ему мастеровой. – Вы – идите побеждайте своими руками, что вы других зовёте?

А на бочку вместо раненого взлез густобородый солдат, без винтовки:

– Не потому немец нас два месяца не трога’т, что рад нашей слободе, – а что мы друг дружку поедом едим. Немец понима’т, что, напри он на нас, – мы б сразу опамятовались, за оружие взялись. Вот он нам покой и даёт, чтоб мы ссорились…

Толпятся, толпятся… Кому верить?

* * *

С Невского на Михайловскую несколько десятков человек бросаются с криками и проклятьями. Бегут, сбивая друг друга с ног, ловят сами не знают кого. Одни: немецкого шпиона заметили! Другие: с бомбами! Третьи: провокатор!

Поймали двух молодых: ленинцы! Повели – в комиссариат. Там – приняли их, а от толпы внутрь не впустили. Постояли – разошлись.

* * *

На Михайловской улице у подъезда «Европейской» гостиницы – тоже большой митинг, всех сортов публика, от офицеров до кухарок. Все – граждане! – Лакей. – Вроде банковского служащего.

Меняются ораторы на ступеньках, и только один крикнул «долой Милюкова», ему не дали кончить:

– Гоните его!

А хорошо слушали молодого безбородого солдатика: