Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

Почему так важно было столько сил убить когда-то на дискуссии с Михайловским? – разве в нём была истинная опасность? Или как мог сомкнуться с этим мелочно-злобным деспотом Лениным – и на 2-м съезде партии, и потом после ликвидаторов, и казалось, что они надолго вперёд заодно? А вот, в исторические и роковые дни России – кто выявился для неё коварнее, чем этот Ленин?

И недолог срок человеческой жизни, но и не так уж мал. И сколько раз за него мы успеваем повернуться и измениться? Мать (Белинская, отдалённая родственница критика) направляла к религии, отец ото всех 13 детей (от двух жён) требовал: трудиться! (Мелкопоместный, 200 десятин земли.) А Георгий, старший от второго брака, слушая о военных подвигах отца, отринул быть штафиркой, замечтал стать полководцем, и в 9 лет – в воронежскую военную гимназию, и там проглатывал военные книги, впрочем уже вступал и в диспуты с законоучителем. Потом – Петербург, Константиновское юнкерское училище и страстное подражание старшему единокровному брату Митрофану – выпускнику Академии Генерального штаба, блестящему офицеру, пессимисту и скептику под образ лермонтовского Печорина. (И загадочно кончил самоубийством, в Киеве, в саду св. Владимира.) Но уже и юнкером Георгий отклонялся ко взглядам демократическим и революционным. (Приехал домой, а мать склоняется продать землю не крестьянам, ниже цена, а купцу. Помешал: тогда сожгу хлеб у купца и объявлюсь властям. Продали крестьянам.) А желание быть полководцем – растерял. Окончив училище, выхлопотал освобождение от офицерской службы – и в 17 лет поступил в Горный институт. При смутных представлениях о народе – он жаждал идти в народ. И очень стеснялся: как это надо делать? Начал вести занятия с петербургскими рабочими. Кое-кто из них, а больше учащаяся молодёжь на праздничный Николин день в декабре 1876 года устроили демонстрацию у Казанского собора – и тут Плеханов выступил со своей первой революционной речью, ставшей знаменитой в истории России. А после неё при возгласах «да здравствует Земля и Воля!» развернули красное знамя, тоже первое в русской истории. Подступивших полицейских даже обратили в бегство. После того дня были аресты, но Плеханов ускользнул.

Три года жил по подложным документам. Пытался стать деревенским учителем по подложному аттестату. На рабочих похоронах в Петербурге студенческой группой отбили от ареста рабочего оратора. Искал, где мог, благоприятных случаев для агитации в народе. Ездил и на Дон, где казаки волновались против вводимого земства. Несколько раз задерживался полицией – но всегда удачно отпускали. Весной 1878 написал программу партии «Земля и Воля»: продолжать титанов народно-революционной обороны – Болотникова, Булавина, Разина, Пугачёва. А через год против этой программы пробилась мысль Александра Михайлова: работа среди крестьянства – медленна, трудна, это бочка Данаид, надо не агитировать в массах, а – наказывать и дезорганизовывать правительство, и тем мы достигнем народной свободы. И Ткачёв тоже призывал к прямому захвату власти революционным меньшинством, к диктатуре революционеров. Так – всё меньше верили в способность народа добиться чего-нибудь собственными силами, из народничества – вытравлялась вера собственно в народ! Плеханов воспротивился. Он соглашался на террор частичный – фабричный, аграрный, но лишь как дополнительное средство к агитации народных масс. И – ушёл с землевольческого съезда в Воронеже, создавал «Чёрный передел». Тот быстро умер, но из него пошли ростки российской социал-демократии. Эти три года Плеханов жил нелегально, и даже готовился не отдаваться в руки полиции без вооружённого сопротивления (не пришлось) – а в начале 1880, когда в Петербурге ожидалась массовая проверка паспортов, – выехал за границу, вместе с женой Розалией Марковной, курсисткой-медичкой.

А наверно – роковая ошибка. Выезжаешь – думаешь: на несколько месяцев, вот переждать сплошную проверку, кажется – опасный короткий период. Опасными кажутся – лишь преследования от царского самодержавия. А не знаешь, какой это сухой, выматывающий и безплодный ужас – эмиграция. Уезжаешь – на несколько месяцев, и кто бы тебе прошептал: на 37 лет! Сразу – туберкулёз (и вечный бронхит). Безденежье (твоё писательство нигде ничего не зарабатывает). Кормит – жена (а ей ещё надо добиться диплома доктора). Из трёх дочерей одна умерла, две растут почти не зная русского языка. Порыжелое пальтишко, жалкий костюм, бахрома брюк. Швейцарское правительство высылает (жена остаётся работать в Женеве, Георгий Валентинович – через границу, во французской деревне). Потом высылает и Франция. Лондон. Потом Швейцария разрешает вернуться – и 22 года там. (Даже и в Пятом году не было средств подняться на поездку в Россию.)