Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 2. Том 10

В прениях Каменев не выступал, дал высказаться всем простым. А Ленин и безлично (но энергично) поддакивающий ему Зиновьев выявляли всё те же прорехи своей программы: ни одного практического указания, что же делать сегодня. Уж на Временное правительство Ленин валил самые небылые грехи – и попустительство монархистам, и нарочитое оттягивание Учредительного Собрания, – а наворотив всё это, ничего не мог предложить, кроме «длительной работы по прояснению пролетарского классового сознания», – в чём уже сильно отступил от своего приездного лозунга немедленной социалистической революции. Каменев внёс несколько поправок к резолюции, в том числе бдительный контроль над действиями Временного правительства, – Ленин отмёл: контролировать без власти нельзя, как я буду контролировать Англию, не завладев её флотом? – но, он не хотел признать: контроль – реален, ибо Совет-то имеет реальную власть, хотя в Исполнительном Комитете господствует интеллигенция и туда не попали те, кто были раньше руководителями пролетариата. И ещё, видя опасный наклон Ленина к немедленному свержению Временного правительства, Каменев предложил поправку: «конференция предостерегает от дезорганизующего в настоящий момент лозунга свержения, он может затормозить длительную работу просвещения масс». Но и эта, как все его поправки, была отвергнута при голосовании: есть у Ленина какая-то проломная сила убеждения, учительного напора на слушателей (да среди них всегда насажены его сторонники) – и они следуют за ним даже вопреки явности.

Но именно на этом пункте Ленин и сорвался в кризисе 20–21 апреля. А сорвавшись – рванул, напротив, с избытком назад, уже не только отказывался от «долой Временное правительство», но и свою вчерашнюю точку – однако уже будто и не свою, извернулся – называл авантюрной попыткой. Эту последнюю, отречную, резолюцию ЦК 22 апреля и составили и разослали впопыхах, без Каменева, – так что он и не имел случая упрекнуть Ленина: зачем уж так избыточно отступать?

Учился ли Ленин на своих срывах этих двух недель? Как будто и да – а как будто и нет. Сегодня, на первом и главном дне всероссийской конференции большевиков, при сильной и оппозиционной ему группе москвичей, он развернул длинный сумбурный доклад «о текущем моменте», куда впихнул самые важные и разные вопросы – и отношение к Временному правительству, и как кончать войну, и международное рабочее движение, и, разумеется, всё скомкал. Переименование партии в коммунистическую уже ни разу не вспомнил. Как же именно кончать войну – он выразить не мог, тут у него полный утопизм, хотя будто: только массы не могут понять – как. Не настаивал с прежней яростью, что буржуазно-демократическая революция у нас кончилась, но и не соглашался, что – не кончилась. Он как будто отказывался от своего дикого лозунга превращения войны в гражданскую, но и не заменял его ничем, – а что у него в голове? Он так легко и быстро поворачивает, делая при этом вид, что и не повернулся. Тут, на конференции, между своими, говорил как на митинге: «общеизвестно, что тайные договоры содержат грабёж русскими капиталистами Китая, Персии, Австрии», – стыдно слушать. Или: «в Англии все тюрьмы наполнены социалистами». Или смехотворный практический шаг к социализму – «открыть единый банк в деревне», и однообразно повторял это, не находя ничего лучше. Ещё – передавать государству синдикат сахарозаводчиков, главное – именно его. И – всю землю, конечно.

И – что же ведёт его? Не может же Ленин искренно верить, что вот здесь и изложен правильный марксистский путь. Или это слепое стремление – скорее к власти? – тёмное для него самого? Просто сверкает ему, что можно овладеть, как показалось ему к концу 20 апреля? Ленин страстен в спорах, в ненависти, в ярости – а на самом деле поразительно холодное сердце. И не располагает к открытости. Поговорить с ним откровенно, интимно – не удавалось никогда за годы. И – ни в эти дни.

И кажется, для Ленина было неожиданностью, когда после его доклада поднялся Дзержинский и от группы товарищей потребовал дать большой содоклад Каменеву. И пришлось Ленину согласиться.