Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого – 2

В Одессу раскаты очистительной грозы проникли 3 марта, но военная цензура ещё сохранялась. На улицах тысячи людей с летучками в руках обменивались впечатлениями. Генерал-губернатор просил общественных деятелей приложить старания к порядку и по настоянию общественности устранил полицеймейстера, заподозренного в неблагонадёжных приготовлениях. Собрание чинов полиции в присутствии рабочих обсуждало возможность искреннего служения полиции новому строю. Из тюремного замка освободили политических заключённых, оказалось 7 человек. Опасались черносотенных эксцессов. Запрещены собрания Союза Русского народа и Союза Михаила Архангела. Реакционная «Русская Речь» превращена в прогрессивную «Свободную Россию». Газеты полны статей о заре новой жизни. По базарам поползли слухи, что теперь в России будет восстановлено крепостное право. Парад войск на Соборной площади принимал начальник штаба Округа генерал Маркс, пользующийся симпатиями общества и печати. Он преподнёс красную розу «одесской прессе от свободной армии». Красными бантами были перевиты офицерские портупеи, и городовые тоже шли с красным флагом. В кресле везли старого политического ссыльного Геккера.

* * *

Киев. Освобождаемых из Лукьяновской тюрьмы забрасывали цветами. Среди освобождённых – знаменитая анархистка Таратута, приговорённая к 20 годам каторги и уже бежавшая однажды из одесской тюрьмы. Приостановлена назначенная казнь двух уголовных. Архивы Охранного отделения переданы в распоряжение совета присяжных поверенных. Производятся предварительные аресты в порядке целесообразности. Толпа требует ареста инакомыслящих. По городу произведен ряд обысков в поисках Маркова и Замысловского, которые, по слухам, приехали в Киев. Городская дума постановила включить в свой состав 5 представителей еврейского населения. Организуется объединённый совет еврейских общественных организаций Киева. Перед городской думой произведен парад войск и затем второй парад для неучаствовавших в первом. Обращало внимание малиновое знамя с белым одноглавым орлом – польское знамя 1863 года. Студенты коммерческого института сняли со своих погонов медные императорские короны и сдали их на снарядный завод. На городских базарах всего в изобилии, но распускаются тёмные слухи. Чёрные силы не спят.

447

Ещё новое огорчение: вчера от каких-то неназванных офицеров штаба попросили флигель-адъютанта Мордвинова передать Воейкову, что против него и Фредерикса в Ставке царит сильное возбуждение, и среди солдат тоже, почему-то их двоих считают виновниками всего прошлого, – и уже предрешается их арест. И оттого им советуют обоим как можно скорей уехать из Могилёва.

А – кто эти офицеры штаба, Мордвинов и сам не знал, ему передали через третьи уста.

Вдруг вот так – взять и уехать? В такое время – куда? И какое заблуждение: при чём тут Воейков? при чём Фредерикс?

Затем Воейкова пригласил к себе Алексеев, и тоже подтвердил об этом возбуждении, и так обидно выразился, что в революционное время народу нужны жертвы, и чтоб не стать этими жертвами – зятю и тестю надо побыстрее уехать. Если уедут – вероятно, ничего и не будет, а иначе может восстать гарнизон.

Затем Алексеев явился и к Государю – с докладом о том же: что задержка обоих в Могилёве может вызвать опасность и для самого Государя. Затем пришёл и сам несчастный Воейков, угнетённый: как быть? и куда ехать?

Жаль было его, ещё больше жаль преклонного беспомощного старика Фредерикса, с его многолетней верностью, а теперь разгромленным домом, больной женой в госпитале, – куда же им ещё ехать?

Но раз и разумный Алексеев говорил, что они всех раздражают, то, конечно, безопаснее им уехать. Хуже будет, если их арестуют.

Ехать, разумеется, не в Петроград. Можно – в Пензенскую губернию, в имение Воейкова, пробираться кружным путём, чтоб и в дороге не задержали.

И советовал Алексеев для их же безопасности, незаметности – ехать порознь. Решено было, что Фредерикс поедет на юг – через Гомель, а Воейков – на север, через Оршу. Но как незаметно, если у Воейкова – большой багаж, он как раз оборудовал тут хорошую квартиру?

Свита – начинала таять…

Даже час от часу – заметно пустело пространство вокруг Государя. Вот – не стало приглашённых к завтракам и обедам, а ведь там всегда были люди из Ставки попеременно, или генералы и полковники, приезжающие с фронта. Ставка оставалась рядом – но чем она занималась? – теперь проваливалось в пустоту. Агентских телеграмм тоже не стали Государю доставлять – чтобы не расстраивать его? Сказал Алексеев: там совершенно возмутительные выражения. Может быть и верно. Но – пустело очень.

Раньше были ежедневные подробные письма от Аликс – теперь прервалась и всякая почта с ней. Опустынело. Что там с ними? Что она чувствует и думает? Оставались одни телеграммы – и то с большими задержками, кружным путём, наверно через Думу, через враждебные руки – как огрязнённые. И даже простые поцелуи и заботы о здоровьи неприятно было посылать. Одну такую телеграмму Николай даже зашифровал их семейным шифром.