Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1

Возбуждённый гул.

= Валят рабочие размашистой гурьбой по бурому рабочему проспекту.

К гурьбе ещё гурьба из переулка. Много баб, те посердитей.

Валит толпа уже в сотен несколько, сама не зная, ничего не решено,

мимо одноэтажного заводского цеха.

Оттуда посматривают, через стёкла, через форточки.

Им тогда:

– Эй, снарядный! Бросай работу! Присоединяйсь.

Хлеба!!

Остановились вдоль, уговаривают:

– Бросай, снарядный! Пока хвосты – какая

работа? Хле-ба!

Чего-то снарядный не хочет, даже от окон отходит.

– Ах вы, суки несознательные! Да у вас своя

лавка, что ль?

– Значит, что ж, каждый сабе?

– Да ты ему – по стеклам! по стеклам!

Звон. Разбили.

На ступеньки вышел плотный старый мастер, без шапки:

– Что фулиганите? У каждого своя голова. Себе

в сусек, что ль, снаряды складываем?

А в него – ледяным куском:

– Своя голова?

Схватился мастер за голову.

Гогот.

= А у снарядного-то и караул постаивает пехотный.

Дюжина, с унтером.

Не шевельнётся, хоть и бей друг друга, нам-то что? Мы снаряды охороняем.

= Гурьба рабочих подростков.

Побежали! как в наступление!

И в широких раскрытых заводских воротах – что с этой оравой поделаешь? – сторожа обежали, закрутили его,

полицейского – обежали –

и-и-и! по заводскому двору!

и-и-и! во все двери, по всем цехам!

Голоса из детского хора:

– Бросай работу!… Выходи на улицу!… Все на

улицу!… Хле-ба!… Хлеба!… Хле-ба!…

= Сторож схватился ворота заводить,

высокие сильные полотнища ворот вместе свести,

а уже и здоровых рабочих полсотни бежит снаружи –

да с размаху! –

скрежет,

и одно полотнище сорвалось с петли, зачертило углом, перекособочилось,

теперь все вали, кто хошь.

Полицейский – руки наложил на одного,

а его самого – палкой, палкой!

Шапку сбили, отстал.

= Разгорается солнышко. Переливается по снежинкам в сугробах.

Валит толпа – буянить, не скрываясь.

Гул голосов.

* * *