Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2

Понимаешь, ехать – никак нельзя. И не ехать – никак нельзя… А вот что: а не поехать ли вперёд пока тебе? Ты и ничем не рискуешь. И тебя везде пропустят. (Это – вполне невинно, это – не противоречие: кого любишь – того и посылаешь вперёд, естественно, о ком больше всего заботишься – вместе с тем человеком и о деле заботишься. Так – всегда, а как же иначе? И если не отказала прямо – значит согласна.)

Скоро год как не виделись. И уже как-то оно распадалось… Но в день знаменательный, коммунный, счастливый, болтаемый в поезде бок о бок с Инессой, – он тепло и радостно почувствовал прежнюю близость её и неизбежную надобность её, так почувствовал, что два слова сказать ей всамделишных – вот сейчас загорелось, до завтра нельзя отложить!

И на одной станции выскочил, купил открытку. На другой – бросил в почтовый ящик.

… Дорогой друг!… Прочёл об амнистии… Мечтаем все о поездке…

Определённо – да: мечтаем. Вот сейчас отчётливо: мечта!

… Если поедете – заезжайте. Поговорим…

Ну правда же, ну надо же повидаться… Миг-то какой! Приезжай!…

… Я бы дал вам поручение узнать тихонечко в Англии, мог ли бы я проехать…

Англия, конечно, не захочет пропустить: враг войны, враг Антанты. Но как бы её обмануть, Англию?

Впрочем, через Францию-Англию-Норвегию ехать – это может уйти и месяц. А новая власть за это время отвердеет, найдёт свою колею, покатится, – и уже не расшатаешь её, не свернёшь. Надо спешить, пока не затвердела.

Так же и война: привыкнут люди, что война и при революции продолжается, и тоже не свернёшь?

Потом: немецкие подводные лодки. Уж такого момента дождавшись – и теперь рисковать? Могут только дураки.

Ночью, уже у себя на Шпигельгассе, перерывисто спал. И через сон и через явь всё настойчивей начинала нажигать эта мысль: ехать? Поехать?…

450

В неметенной аудитории женского медицинского института, на полу окурки, а из пяти лампочек трёх нет, выкручены, – заседает впервые собранный выборгский районный совет рабочих и солдатских депутатов. В рабочих куртках, в шинелях, повтиснулись на скамьи перед пюпитрами как зажатые, хоть отдери насадку. Человек шестьдесят, – ещё не все знают, ещё не все делегатов прислали.

Выборгский совет – очень для нас важный, его надо захватить. Да так, по знакомым лицам, Каюров и Шутко смекают, что наверно за большевиками будет большинство. Но лидер меньшевиков по кличке Макс, важный интеллигент, всё же устроился за кафедрой делать первый доклад.

Но не сказал и нескольких фраз – дверь распахнуло скаженно как ветром – стук об стену ручкой! – и вошли в чёрных бушлатах два матроса, а на боках у них, не по форме, большие маузерные кобуры. Первый – долговязый, звереватый, сильно небритый, второй – по плечо ему, голова как тыква.

И от двери, в четыре руки сильно размахивая, быстро туда – на возвышение, где председатель и докладчик. А оттуда, повернись, звереватый грозно:

– Товарищи! Мы сейчас – из Кронштадта прямо!

Им захлопали.

Председатель успел вставить:

– Предоставляю вам слово.

А долговязый уже хрипел-гудел:

– Товарищи! Четыре дня назад революция освободила меня из Шлиссельбургского замка. Оставил там сдачу, семь лет каторги. И поехал сразу свой Кронштадт смотреть. И – что увидел?

Света не хватает, не так хорошо его лицо видно, но запрокинул голову, как задыхаясь:

– В Кронштадте царствует и управляет – контрреволюция! Совет депутатов обпутали, прислали Пепеляева, комиссара от Думы. Руки в карманах матросам не держать, революция окончена, анархию прекратить, война до победного конца. В Морском соборе служат молебен по завоёванной свободе. Пепеляев заседает в офицерском собрании, кадки с цветами, приглашённым матросским депутатам подают на круглых столиках в чашечках чай с печеньем. От Гучкова телеграмма: свобода завоёвана, спустить боевые флаги, враг у ворот, а агенты разрывают единство нации. Товарищи! Буржуазия у власти, а мы на задворках? Кронштадтская газета – всё врёт! У нас должна быть своя газета.

Для того и послали туда большевики мозговитого Семёна Рошаля, ещё не справился?

Из зала кричат:

– А что, офицеров повыпускали?

Тыква, внушительно:

– Не, сотни две ещё под арестом. Выводят их улицы подметать, грузчиками работать.

А долговязый:

– Товарищи! Кто же возьмётся за Кронштадт, если не Выборгский район? Вы должны немедленно слать в Кронштадт стойких и надёжных! Надо перетряхнуть там всех и вырвать заразу с корнем! Иначе мы останемся с револьверами против фортов и кораблей.

А его-то кобура, окажись, и расстёгнута была – и он выхватил над головищей огромный маузер:

– Надо немедленно разогнать гидру – и захватить крепость!

Тут Макс решился вежливо возразить:

– Но это всё не нас касается, товарищ. Вы – идите в Петроградский Совет.

Звереватый обернулся на Макса, потряс револьвером – вот сейчас пришьёт его на месте: