Красное колесо. Узел IV Апрель Семнадцатого

– Вот такова эта честная буржуазия, ничего не продававшая, кроме собственной совести! Милюков и нашей революции не хотел, в феврале он пытался надеть узду на революционную стихию! Милюков всегда признавал трёх врагов: царскую власть, Германию и рабочих. Теперь с царской властью справились – ему осталось сокрушить Германию и рабочих. И для того либералы вступили в союз с чёрной бандой. Когда они начинали эту бойню – у нас не спрашивали согласия. А каждый день этой войны уносит 25 тысяч жизней! Это – самая гнусная изо всех войн, известных в истории. Буржуазия хочет принести Россию и Европу в жертву на алтарь империализма. Покажем же буржуазии свою мощь и организованность! Все как один, наш батальон должен выйти с оружием к Мариинскому дворцу, где заседает правительство, – и предъявить им нашу волю! Правительство должно немедленно прекратить войну!!

В комитете заседало десятка полтора. И человека три как будто шевельнулись идти поднимать батальон. Но остальные бесчувственно не зажигались, и два офицера среди них, – даже строки гнусной ноты Милюкова не взорвали их сердец! Склонялись: занять выжидательную позицию, пока выяснится, как отнесутся другие батальоны. Как? ещё ожидать? Стал Линде (так и не присев) бичевать, что Финляндский батальон единственный в Петербурге бездействовал в великий день 27 февраля, и этим опозорен! И даже ещё более опозорен, что в те дни финляндский подпоручик застрелил рабочего! Да, наконец, вот недавно же на митинге наш батальон принял резолюцию прекратить мировую бойню! заключить мир без захватов! – а тем временем Милюков обманывает нас! – и правительство изменило нам! Немедленно идём с оружием протестовать!

Жалкие рассудочные сердца! – сколько энергии и пламени надо, чтобы вас возжечь на подвиг! Начались – прения! „высказывания” неосмысленных людей! доводы филистерского рассудка… Надо, мол, ещё читать и разбирать ноту… А как же, мол, наша верность союзникам?… Даже наше нынешнее бездействие на фронте есть предательство… Германия сильнее нас и захватила нашу землю… Мир должен быть заключён так, чтобы Россия получила возможность здорового развития… А враждебная правительству демонстрация подорвёт его авторитет, который и так невысок.

Линде – изводился в этом болотном тесте! Он расхаживал по комнате длинными шагами мимо сидящих, снова произносил монологи, потом уже и садился на стул, – кошмарно было представить, что он их не зажжёт, и упущен будет неповторимый революционный миг! Не всякие нервы могут вынести это черепашье переползание времени – полчаса! ещё полчаса! ещё полчаса! Так всё погибло, и позор навсегда зальёт наши лица??

Но, к счастью, среди этих обывателей в шинелях были и решительные сердца, поддержавшие Линде: надо идти маршем! и раз так зовёт нас Исполнительный Комитет! (Тут сообразил Линде: совсем непреднамеренный ход: он не солгал, что он пришёл от Исполнительного Комитета, но все тут считают его членом! А уж теперь он не проболтается, нет!)

Голосовали. Было поровну – и были воздержавшиеся. Ещё голосовали – перевес в один голос. Постановили разойтись по ротным комитетам и обсуждать и голосовать там.

О, как чуткому сердцу перемучиться ещё эту оттяжку! Да ведь полдня уже проходит, всё погибнет!

Пока догадался подговорить знакомых солдат писать плакаты: „Долой Милюкова!”

Наконец собрали вместе все ротные комитеты, батальонный и офицерский, – и Линде снова держал к ним горячую речь – а потом изнурительно, изнурительно спорили. И снова голосовали.

И – опять победили, с перевесом в 2 голоса. И тут Дорошевский не выдержал, вскочил, приказал: батальону немедленно строиться – и с винтовками! И всем офицерам, и полковнику – тоже идти!

Наконец-то! О победа! О крылья! Раздавались команды по ротам – и батальон выходил строиться: правый фланг у набережной, левый у Большого проспекта.

51

На третий день Пасхи развесил генерал Корнилов ещё раз такое воззвание: в дни нашей великой революции с петроградского артиллерийского склада взято 40 тысяч винтовок и 30 тысяч револьверов, это – вооружение больше чем корпуса, а Действующая Армия испытывает нужду. Обращаюсь к населению Петрограда с убедительной просьбой возвратить оружие, чтобы нам не посылать в бой безоружных людей, как делало прошлое правительство.

Никто ни черта не вернул.

Несколько раз прощался с пулемётными полками, чтоб они ушли хоть в Ораниенбаум, а там и на фронт: и низкий поклон вам от меня как Командующего и как от русского человека. Вы дали России свободу – теперь вы должны её обеспечить победным концом войны, а до тех пор не класть оружия. Так ли, пулемётчики? – „Точно так!!!” Ура на всю площадь и марсельезы. Но на фронт – ни одна рота не пошла. Правда, одна высказалась против Ленина.

Зачем петроградским солдатам идти на фронт? Они получают 2 с половиной фунта хлеба с приварком, и ещё нанимаются подрабатывать кто в милиции, кто дворниками, личными телохранителями, кто стоять за прилавками, кто торговать вразнос, а ещё же – свободные частые митинги. И даже от этой жизни – дезертируют.