Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Спасибо „Киевской мысли”, предложила быть военным корреспондентом во Франции. С конца 1914 беспрепятственно переехал туда — но нет, не ради одних военных корреспонденции, да и французский язык плохо знал, а стали, вместе с Мартовым, в Париже выпускать свою интернационалистскую газету: „Голос”, потом „Наше слово”, всю писали вдвоём (но не ужились с ним, скоро выпер его), да и страницы в ней только две — но какая пробойная сила аргументов! Необузданно бил! Первый удар — по поповско-полицейской России, по русским оборонцам, по пошлому Плеханову и другим предателям. От них, по союзнической связи, удар сам собой переносился на французских милитаристов, эту Квинтэссенцию буржуазного эгоизма, вероломства и лицемерия! Раз война так ужасна — так предатели рабочего класса те, кто помогают ей продлиться хоть на один день. Оборонцы встречно нападали, почему Троцкий так мягок к Вильгельму, не немецкий ли он агент. (А не было расчёта ссориться сразу со всеми; да за годы жизни в Австрии он и стал симпатизировать немцам, да; да и деньги на газету приходили, откровенно признаться, от них, хоть и косвенно, через Раковского.) Но главный враг был — русское посольство в Париже: статьи Троцкого тут же переводили на французский и подавали доносом на Кэ д'Орсэ.

Но — ещё держался, власти не помешали ему съездить в Швейцарию, в Циммервальд. От Берна надо было ехать в горы 10 километров. И что же? Через полвека после основания Марксова Интернационала — вот оказалось возможным усадить всех уцелевших интернационалистов мира всего на четыре повозки... И даже тут — раскол, и образовалась безумная крайняя-левая вечного раскольника Ленина, — а Троцкий и тут искал единения последних остатков, писал примирительный проект манифеста.

Дальше дела во Франции пошли совсем плохо. У русских солдат, взбунтовавшихся в Марселе, нашли „Наше слово”. По обвинению в германофильстве газета была закрыта, а самого Троцкого евнухи буржуазной юстиции выслали из Франции. Пигмеи! Страна — „по выбору”. Но Англия и Италия не желали принять, Швейцария — затянула решение, уклончиво не отвечала. Оставалась Испания, но туда Троцкий не соглашался, и его просто вывезли полицейские. Там — тоже его не хотели, сажали и в тюрьму, тупицы, хотели вытолкнуть пароходом на Кубу, Троцкий слал ливень телеграмм — парламентариям, в газеты, в правительство, наконец разрешили плыть в Нью-Йорк, тут нагнала и семья из Франции.

Вот судьба! — теперь через океан. Но ведь его и распростирало над всем миром. По русскому стилю под Новый 1917 год — приплыли в Нью-Йорк.

Тут — ликующая встреча! Взлёт социалистической да и всякой другой американской печати, как только она и умеет протрубить: отовсюду в Европе изгнанный и травимый — несгибаемый революционер, вождь революции 1905 года, борец за свободу и демократию! Ещё больший успех — среди еврейско-русских эмигрантов; немедленно стал редактором затеянного ещё Дейчем, но он вытеснен, „Нового мира”. Там уже состояли Бухарин, Володарский, Чудновский, и газета была — за поражение России в войне. Теперь произошло как бы возрождение „Нашего слова”, но уже без границ, пиши не оглядываясь: во французской армии африканские чернокожие носят в ранцах отрезанные уши немецких солдат!

Выступал на собраниях, на собраниях (американцы очень любят послушать), а тут — сезон балов, и его, модного оратора, тянут выступать (по-русски, не мог по-английски) перед балами, назначая за то дорогие билеты. Он — на разрыв. Да просто за несколько американских дней почувствовал себя как здешним прирождённым, уже имел благоустроенную квартиру в Нью-Йорке, и сам Нью-Йорк импонировал: вот где дух современной эпохи! Проблема Америка-Европа теперь вошла в круг интересов Троцкого, они всё расширялись.

Можно было бы отлично развернуть и тут революционную работу — но мешал тому именно американский социализм: дутый, чванный, рыхлый, сентиментально-мещанский. Начались неистовые кружковые интриги против европейского выходца: только вчера вступил на американскую почву, не знает американской психологии — а хочет навязывать свои взгляды! Да ещё ж все эти социалисты были раздроблены на национальные федерации, и нужно было каждую завоёвывать по отдельности — немецкую, латышскую, финскую, польскую и могущественную еврейскую с её 14-этажным дворцом и 200-тысячной газетой.

Но и, вот американский дух! — как уловил Троцкий, некоторые американские богачи очень готовы развязать свою мошну для ускорения революции в России.

И вдруг, на тебе! — вот и она! — когда уже и забыли её ждать.

Но именно этого — да, и надо было ждать! война и часто являлась в истории матерью революции. Да ведь Троцкий всегда именно и предсказывал Вторую революцию, которая теперь и станет перманентной! На второй стадии этой революции пролетариат возьмёт власть, а затем погремит революция по всей Европе! Американцы очень недоумевали, но все ждали истолкования от „Нового мира”, он стал в центре американской прессы. Ещё жадней теперь требовали Троцкого на выступления, и он в размах поносил Милюкова, Гучкова, Керенского.