Красное колесо. Узлы V -XX На обрыве повествования

Воскресенье 29 октября. Правоэсеровское „Дело народа” продолжает выходить: Большевицкий заговор не сегодня-завтра будет ликвидирован, это был от начала мыльный пузырь; партия эсеров призвала ко всеобщей забастовке против них, это борьба со сложенными на груди руками, она обезвреживает и обессиливает большевиков; но мы решительные противники всяких усмирений и предостерегаем Керенского, чтоб он не становился на путь расправ, нужных лишь врагам революции. – „Правда”: „Рабочая газета” и „Дело Народа” – чистильщики сапог свергнутого диктатора. – Прорвался в печать и „День” (всего на один день): Убийцы всеобщего мира, насильники революции большевики. Говорили: заключим мир с германским революционным народом, а не с Вильгельмом; они лгали; Ленин заключает с Вильгельмом похабный мир за счет России; он на коленях, как холоп, преподносит ему целые губернии и миллионные народы. Через 2 недели мы должны были венчать нашу революцию выборами в УС; теперь лицемеры из Смольного говорят о честном созыве УС, когда на местах упразднена свобода слова и собраний. Немедленная передача земли без закона, без плана, без власти ведет к разгромам и войнам между деревнями; ни один крестьянский депутат не участвует в этом земельном обмане… – Потресов: Фельетоны, которые они называют декретами; проходимцы, позорящие Россию и ее пролетариат, ничего не знают, ничего не умеют. – П. Маслов: В чем конкретный смысл „декрета о земле”? сейчас зима, никто и не сеет; передача земли земельным комитетам означает лишь передачу помещичьих имений немедленному разгрому; помещичий хлеб вместо того, чтобы течь на рынок, ляжет в крестьянские амбары.

Юнкерская горечь Семнадцатого года: а что их ждет вообще? к чему им теперь становиться ненавидимыми офицерами? Призыв к восстанию многих зажег: восстановить честь и восстановить право! – В Инженерном замке штаб восставших, тут и эсеры из Комитета Спасения, тут и Полковников, взявшийся возглавлять. С ночи отключены телефоны Смольного и Петропавловки, в плане – освободить министров из крепости. – Но войска Краснова все не идут! Чайковский и Авксентьев тщетно умоляют петроградские казачьи полки вмешаться. – Между тем, предупрежденный о восстании еще с ночи и готовый к плану разоружения училищ, ВРК окружает их отрядами матросов и красногвардейцев уже с утра 29-го, парализует всякое движение прежде выхода из них главной части юнкеров. Останавливаются заводы, рабочих наскоро вооружают в Петропавловской крепости и шлют на училища. – Константиновское, Николаевское, Михайловское сдались без боя. Вокруг Павловского был бой, но главный вокруг Владимирского (на Гребецкой ул.); владимирцы сопротивлялись отчаянно до второй половины дня; осада, ружейно-пулеметная перестрелка с соседними домами, уже ни одного целого окна. Подвезли трехдюймовые пушки, броневики, разворотили училище до брешей. Когда взяли – выбрасывали юнкеров из окон, жестоко избивали и закалывали сдавшихся, не давали перевязывать раненых; мертвым отрубали головы, руки, ноги, снимали с них шинели и сапоги. (Первая ярость гражданской войны. В Петрограде говорят: „кровавое воскресенье”, и вдвое больше убитых, чем в 1905.) – Захваченных юнкеров (и гимназистов, раздававших на улицах воззвания г.д.) отводят в Петропавловку. (С ними – и юнкеров не бунтовавшего Николаевского училища.) По пути до крепости несколько раз устраивали юнкерам инсценировки расстрела. – Вокруг телефонной станции (с защитой и броневика) бой до вечера, отбитые атаки; вечером матросы и красногвардейцы берут станцию, нескольких раненых юнкеров бросили в Мойку, достреливали в воде; сбрасывали и с крыши. – С обстрелом взяли и Инженерный замок; штаб Комитета Спасения ускользнул.