Красное крещение

Его слова снова вызвали у беспризорной братии гомерический хохот.

— Ты кто? — обратился Брынза к Степану.

— Он у меня бинокль украл, — не отвечая на вопрос главаря, упрямо мотнув головой, сказал Степан.

— Да мы тут все крадем, — ухмыльнувшись, развел руками Брынза, и беспризорники опять загоготали.

— Это бинокль, память об отце. Он на войне, — потупив голову, но твердым голосом произнес Степан.

— Ах, гнида, — закричал белобрысый, — я тебя сразу раскусил. С красными твой отец воюет. Офицер небось. У тебя же это на лбу написано, ты же контра.

— Ша, Сивый, — властно выставил вперед руку Брынза, — у нас здесь нет ни белых, ни красных, иди, тащи бинокль. Решать будем.

Степан облегченно вздохнул, считая, что дело его уже решено. Но он ошибся. Когда Сивый, быстро сбегав, принес бинокль и передал Брынзе, тот, повертев его в руках, спросил Степана:

— Об отце, говоришь, память? Хочешь вернуть свою вещичку?

— Да, — с готовностью ответил тот.

— Тогда дай Сивому за нее выкуп и забирай.

— Какой выкуп? — растерялся Степан. — Это и так моя вещь.

— Была ваша, стала наша, — ехидно сказал Сивый и, подразнивая Степана, стал ходить вокруг него, кривляясь и напевая:

Цыпленок жареный,

Цыпленок пареный

Пошел на речку погулять.

Его поймали, арестовали,

Велели паспорт показать.

Паспорта нету,

Гони монету,

Монеты нет,

Садись в тюрьму.

Тюрьма закрыта,

Доской забита...

— У меня нет выкупа, — сказал, нахмурившись, Степан.

— Тогда просто отыми у него, — спокойно предложил Брынза, глядя в бинокль и направляя его на Степана.

— Как это? — не понял Степан.

Но Сивый при словах Брынзы тут же подскочил к Степану и ударом кулака сбил его с ног.

— А вот так, аристократ вонючий.

Степан, быстро вскочив на ноги, принял боксерскую стойку: выставив перед лицом кулаки тыльными сторонами к противнику, стал пружинисто подпрыгивать на ногах, вспомнив, как его учили английскому боксу.

Это так рассмешило Сивого, что он перестал драться, а, схватившись за живот, истерично захохотал.

— Вы гляньте, братцы, только гляньте, что аристократик вонючий вытворяет. Он со страху в штаны наложил и трясется.

Беспризорники тоже хохотали.

— Хвать ржать, придурки, — рявкнул Брынза, — это англицкий способ драться, бокс называется, я в цирке видел. А вы, балбесы, хоть раз в цирке бывали?

Все примолкли. Сивый, глумливо кривляясь, подошел ближе к Степану и, замахнувшись, ударил, но Степан, легко отскочив, уклонился от удара, быстро перешел в контрнаступление и ударил Сивого кулаком в нос. Тот схватился рукой за нос, а когда отнял руку и увидел, что она в крови, прошипел:

— Ну, белая кость, держись, я тебе твою голубую кровь пущу. Будешь знать, как нашу, пролетарскую, проливать.

При этих словах Сивый, резко упав на спину, молниеносно двумя ногами подсек ноги Степана. Тот упал.

Сивый кинулся к забору и, выдрав штакетник, подбежал к поднимающемуся Степану и ударил его палкой по рукам, которыми тот опирался о землю, пытаясь подняться. Руки Степана подкосились, он снова упал. Тогда Сивый ударил его палкой по спине. От этого удара штакетина переломилась пополам. Ногой Сивый успел еще пнуть Степана в лицо. Степан поднялся с трудом, его шатало из стороны в сторону, но он вновь принял боксерскую стойку.

Сивый, поигрывая обломком штакетины, со злорадной ухмылкой смотрел на подходившего к нему Степана, у которого из разбитой губы струилась кровь.

— Гляньте-ка, у этого аристократика кровь все же красная.

— Это нечестно, — еле ворочая разбитыми губами, сказал Степан.

— Это тебе не дуэль, тут правил нет.

— Отдай бинокль, — снова проговорил Степан, исподлобья глядя на Сивого.

— Держи карман шире, ты заставь меня отдать.

Тут Степан неожиданно с диким криком кинулся головой в грудь противника. Сивый упал. Степан прыгнул на него, но тот успел выставить вперед ступню ноги, и Степан, налетев на ногу животом, перелетел через Сивого. Сивый ловко на спине развернулся к Степану, поднял ноги и ударил пятками в живот Степана. Степан согнулся от боли, но успел перехватить одну ногу Сивого и яростно вцепился в нее зубами.

— Ай, ай, яй-яй, — завопил Сивый, — отпусти! Больно, больно, гад.

Но Степан и не думал отпускать, а еще сильнее сомкнул зубы.

— Ненормальный, — заорал что было сил Сивый, — забирай свой бинокль.

Степан отпустил ногу Сивого, встал и, отплевывая кровь, подошел к Брынзе. Сивый, сидя на земле и схватившись за окровавленную ногу, причитал:

— Ой, мамочки, ой, родненькие, вот подлюга, как кусается.

— Ну ты, Аристократ, даешь, — сказал Брынза, не то одобрительно, не то осуждающе покачивая головой и отдавая бинокль Степану.

Степан взял бинокль и подойдя к Сивому, примирительно сказал:

— Вы уж простите меня, как-то так получилось, я не хотел.

Сивый уже успел обмотать рану какой-то тряпкой. Он вдруг улыбнулся и, поморщившись, встал, протягивая Степану руку:

— Да чего там. Я сам не ожидал. Молодец, Аристократ, не хлюпик. Уважаю. А кто старое помянет, тому глаз вон.