— Будь ты проклят, — сказал он и обеими руками поднял самострел. Его выстрел был абсолютно точен: раздался влажный шлепок, и младший дуэлянт упал со стрелой, торчащей из груди. Молодой человек повалился навзничь, руками он рвал куртку, из его рта текла темная кровь. Полдюжины зрителей бросились к нему, а молодая женщина в серебристом вечернем платье опустилась на колени и зарыдала.
— Мы еще успеем на ужин, — сказал старший дуэлянт, ни к кому в особенности не обращаясь. Он небрежно бросил самострел на траву и в сопровождении секунданта зашагал в сторону ближайших игорных домов.
— Милостивый Переландро. — Локки на мгновение забыл о существовании Леоканто Косты и заговорил вслух. — Что за способ решать споры!
— Не одобряете, сэр?
Красивая девушка в черном шелковом платье смущающе проницательным взглядом смотрела на Локки. Ей было не больше восемнадцати-девятнадцати лет.
— Я допускаю, что иногда несогласие во мнениях решают с помощью стали, — бесцеремонно вмешался Жеан, считая, что Локки еще слишком разговорчив — во вред собственному благополучию. — Но стоять перед заряженным самострелом, по-моему, глупость. Клинок, мне кажется, более благородное испытание мастерства.
— Рапиры скучны; сплошь прыжки вперед-назад и редкий смертоносный укол, — ответила девушка. — А стрела действует быстро, чисто и милосердно. Рапирой вы можете сражаться с противником всю ночь и не убить его.
— Вполне с вами согласен, — сказал Локки.
Собеседница приподняла брови, но ничего не ответила; мгновение спустя она исчезла, растворилась в собравшейся толпе.
Довольный ночной гул — смех и разговоры мужчин и женщин, прогуливающихся под звездами, — на время дуэли ненадолго стих, но теперь возобновился. Женщина в серебряном платье, рыдая, била кулаками по траве. Толпа вокруг упавшего дуэлянта рассеивалась. Стрела из самострела сделала свое дело.
— Быстро, чисто и милосердно, — негромко сказал Локки. — Идиоты.
Жеан вздохнул.
— Мы не вправе высказывать такие суждения: вероятно, на наших могильных плитах напишут «Проклятые богами идиоты».
— У меня были причины делать то, что я делал, и у тебя тоже.
— Несомненно, дуэлянты тоже так считали.
— Давай убираться отсюда, — сказал Локки. — Прогуляемся до гостиницы пешком, чтобы винные пары в моей голове рассеялись. Боже, я чувствую себя старым и разбитым. Вижу такое и думаю: неужели я в возрасте этого мальчишки был так же глуп?
— Гораздо глупее, — сказал Жеан. — Был, до самого последнего времени. А может, и сейчас не поумнел.
5
По мере движения по Золотым Ступеням на северо-восток, к Большой Галерее, меланхолия Локки рассеивалась, а вместе с нею и винные пары. Древние, работавшие в Тал-Верраре, покрыли весь район открытым навесом из Древнего стекла, который от шестого яруса опускался в море у основания острова. Навес до самых высоких точек под ним отделяло не менее тридцати футов. Через неравные промежутки возвышались необычные изогнутые стеклянные колонны, похожие на безлистые ползучие лианы, высеченные из льда. В длину стеклянная крыша Галереи достигала тысячи ярдов, не меньше.
За Большой Галереей на нижних ярусах острова располагался Передвижной район — открытые террасы, где беднякам разрешалось из всяких подручных бросовых материалов сооружать себе убежища. Но беда была в том, что всякий сильный ветер, особенно во время дождливых зим, полностью менял внешность этой части острова.
Напротив, район над Передвижным и на юго-восток от него, Саврола, представлял собой дорогой эмигрантский анклав, в котором жили иностранцы, достаточно богатые, чтобы сорить деньгами. Здесь располагались лучшие гостиницы, включая ту, в которой, укрываясь за своими многослойными поддельными личностями, жили Локки и Жеан. Савролу отделяла от Передвижного района высокая каменная стена, которую постоянно патрулировали веррарские констебли и частные охранники купцов.
Днем Большая Галерея превращается в рынок всего Тал-Веррара. Тысяча купцов каждое утро устанавливает здесь свои прилавки, и остается место еще для пяти тысяч — не страшно, коль город разрастется. Гости, живущие в Савроле, если только не возвращаются в лодке, по странному стечению обстоятельств вынуждены по дороге к Золотым Ступеням проходить через весь рынок.
С материка дул восточный ветер, проносясь над стеклянными островами и Галереей. Шаги Локки и Жеана гулко отдавались в обширном пустом пространстве; неяркие лампы на стеклянных столбах создавали там и тут острова света. Ветер нес мусор и дым невидимых костров. Некоторые купцы оставляют здесь на ночь членов своих семей, чтобы сохранить за собой выгодное место… и, конечно, сюда забредают в поисках уединения жители Передвижного района. По несколько раз за ночь по Галерее проходят патрули, но сейчас их не видно.
— Какой странной пустыней становится это место по ночам, — сказал Жеан. — Не могу определить, очаровывает она меня или не нравится.
— Должно быть, ты не поддался бы ее очарованию без своих топоров под курткой.
— Гм-м…
Прошло еще несколько минут. Локки потер живот и пробормотал:
— Жеан, ты случайно не голоден?