Красное на черном

– Иногда, – не задумываясь, ответила Марина. – Но чаще сталкивались возле кофейного автомата, причем не сговариваясь. У нас вообще мысли часто были одинаковые. Автомат как раз на первом этаже, рядом с лестницей. Просто у меня есть официальной перерыв, и не один, но, как правило, в это время и появляются пациенты. Поэтому я выбегаю не в строго установленное время, а тогда, когда у меня есть свободная минутка. Но в тот день мы так и не увиделись – работы у меня было до потолка.

– Значит, в тот день вы с ним не связывались?

– Нет. У меня был завал. Телефон не умолкал, клиентов было много. В такие дни я выскакиваю только в туалет или на улицу, где можно покурить. А потом обратно. Андрея об этом не предупреждаю. Зачем? Вот такой день был и тогда. Но каждый вечер после работы мы с Андреем встречались возле главного входа, уже на улице. И вместе шли домой. Вот и в тот день я сразу после работы вышла на улицу, не заходя за Андреем. Ждала его, ждала. Потом позвонила. Недоступен. Поднялась на этаж, увидела, что магазин закрыт. Еще постояла на улице, а потом уже отправилась домой.

Обо всем этом Гуров уже знал.

– Такое ощущение, что вы никогда не разлучались, – заметил он.

– Почему же? Он не обязан был вечно быть со мной, – возразила Марина. – В какие-то дни уходил вместе со знакомыми выпить пива. Или задерживался с клиентом. Если я уставала на работе, то не ждала его, сама добиралась до дома, а он уже – как придется.

– Как давно вы живете вместе? – перевел тему Гуров.

На этот вопрос внезапно решила ответить Раиса Петровна.

– Марина перебралась к нам сразу после окончания школы.

– Просто не сложилось с родителями, – нехотя добавила Марина. – Да и сейчас не очень. Они у меня из числа тех, кто предпочитает рассуждать на философские темы, пребывая в состоянии алкогольной эйфории. Думаю, они уже забыли, что у них есть дочь. Это я на тот случай, если вас заинтересует вопрос прописки. Нет, я не прописана здесь. Проживаю незаконно, живу в гражданском браке. Это ведь не проблема?

– Упаси боже. Конечно, нет, – Гуров выставил ладони в примирительном жесте. – Говорите, что он и на ваши звонки не отвечал?

– Андрей-то? Нет, в тот вечер я не смогла ему дозвониться. Послушайте… если больше у вас ко мне вопросов нет, то можно я пойду? Дела.

– Если вам больше нечего добавить к недавней беседе со следователем…

– Нечего. Вы задали те же вопросы.

Марина вышла из комнаты. Вскоре послышался звук закрывающейся двери.

– Деловая, – похвалил Стас.

– Хорошая девочка, – задумчиво произнесла Раиса Петровна ей вслед. – Но резкая, как и многие из тех, кто повзрослел раньше других. Моя опора. Не дает повесить нос. Говорит, что я должна быть сильной. А я не могу. А она мне утром кофе наливает и заставляет что-то делать. Но она не мать, до конца не понимает…

Раиса Петровна приложила ладонь к груди.

– Сердце так и лупит, – пожаловалась она. – Скажите, пожалуйста, про Андрея действительно ничего не известно? Вдруг вы не хотели при Марине об этом говорить? – зашептала Раиса Петровна.

– Мы бы, скорее, поделились с ней, а не с вами, – признался Гуров. – Но пока что нам действительно нечего сказать. Ищем.

Перед глазами встал образ Тихомирова. Гуров не мог представить Раису Петровну и Олега Анатольевича в виде семейной пары. Они были совершенно разными во всех отношениях. И это был не тот случай, когда супруги разнятся во всем, но тем не менее вместе смотрятся весьма органично. Раиса Петровна казалась намного старше своего мужа, и дело было далеко не во внешности. Тихомиров излучал уверенность, а вот Раиса Петровна, напротив, предпочитала казаться слабой и незащищенной. Она во всем полагалась на Марину, и в той беде, которая случилась в ее семье, варились обе, но именно девушка оказалась опорой для матери Андрея, а та заботилась только о себе. Гуров даже устыдился таких мыслей. «Заткнись, – приказал он себе. – Мать потеряла сына, у нее из-под ног земля ушла, а ты вздумал характеристики давать». Но все-таки он не мог остановиться и успокоил себя тем, что в чем-то прав. Аккуратное платье, а не украшенный пятнами домашний халат; невесомая шаль, а не спортивная и в катышках свалявшейся ткани кофта; страдание на лице, прижатая к лицу рука – все это казалось напускным, наигранным. Гуров не мог представить, что Раиса Петровна, оставшись в одиночестве, беззвучно рыдает, некрасиво скривив рот. Хотел бы, но не мог.

«Не тебе судить, – оборвал он поток собственных нехороших мыслей. – Своих детей заведи для начала».

Детей у него, насколько он был в курсе, не будет. Так уж вышло, и Гуров принимал этот факт безоговорочно. Они с Машей почти не поднимали эту тему, но Гуров точно знал, что третья жизнь в их семье, скорее всего, не зародится. Не то чтобы это было для них трагедией, ведь оба понимали, что ребенку будет с ними трудновато. Не им, а именно ему. Мать – актриса, которую могут в любой момент выдернуть из семьи на съемки, а отец – мент, для которого каждый день может оказаться последним.

– А какие отношения у Андрея были с отцом? – спросил он.