Зато Беатриса была хороша — художник был в восторге от возможности изобразить обнаженную женщину и постарался на славу, только вместо жертвы насилия у него отчего-то вышла куртизанка. Художники вообще обожают рисовать блудниц, а церковь им мешает. Забавная картинка…
Звякнул колокольчик, возвещая о прибытии курьера. Кардинал сделал последний глоток и дернул за белый шнур, позволяя войти. Этого курьера он знал, впрочем, как и всех остальных. Старательный, преданный, но не очень смекалистый. То, что нужно.
— Джозеф Кэрриган, — кардинал полагал правильным называть своих людей по имени, — вы должны за восемь дней добраться до Сагра-Аны и доставить вдове графа Зеппо подарок ко дню ее ангела. Графиня — достойная женщина и преданная дочь Церкви, а ее супруг был одним из столпов королевского совета, — покойный граф Зеппо был дураком и рогоносцем, а его ныне впавшая в благочестие женушка в свое время перелюбила половину Лучших Людей, и не ее вина, что другая половина на нее не позарилась, — не забудьте к ларцу с четками и житием святой Октавии прибавить три дюжины королевских гвоздик. Деньги на расходы получите в казначействе по этой записке, — кардинал небрежно набросал несколько слов, — вам все понятно?
— Да, Ваше Высокопреосвященство.
— Идите и не напутайте с цветами. Три дюжины.
Три дюжины королевских гвоздик стареющей графине. Знак внимания, не более того. Другое дело, что, увидев их, исповедующий эсператизм мажордом графов Зеппо «тайно от властей» посетит Агарис и три дня подряд будет ставить по три белые свечи в малом храме ордена Милосердия. Кто надо, поймет…
Любопытно, докопался ли Альдо Ракан до того, что он тот самый, «последний в роду», на голову которого должно обрушиться проклятие Ринальди?
Не важно, есть ли загробная жизнь, нет ли, главное, внук Матильды перестанет искушать любителей заговоров, хотя с них станется объявить преемником Альдо юного Окделла. Дернул же Леворукий Алву оставить волчонка при себе.
3
Им с кузеном снова не повезло, а может, Реджинальд был прав, и за ними следили. Стоило им обосноваться в уютном зале «Весеннего цветка» и заказать обед, как дверь распахнулась, и в таверну ввалились Эстебан Колиньяр с приятелями, из которых Дик знал лишь неизбежного Северина.
— Разрубленный Змей! — выругался Наль. — «Навозник» за тобой верхним чутьем ходит, не иначе. Давай уйдем, а то как бы чего не вышло.
Ричард и сам так думал, но после слов кузена он лишь покачал головой.
— Один раз я уже ушел, и к чему это привело? Пусть сами уходят.
— Дикон, их семеро. Семеро! И ты сам говорил, что Эстебан сильней тебя.
— Я не уйду. Не бойся, в игру они меня больше не втянут.
— Ну, хотя бы пересядь на мое место, может, они тебя не заметят.
— Ты мне предлагаешь прятаться от «навозников»?! — Ричард стукнул по столу и громко крикнул: — Хозяин, кеналлийского!
— Дикон, — глаза кузена полезли на лоб, — это ж бешеные деньги, давай эпского возьмем.
— Я плачу! — отрезал Дик. — Закатные твари! Мы будем пить кэналлийское, другое вино — это не вино, а пойло.
— Тебе прислали деньги? — удивился Наль.
— У меня есть чем заплатить, остальное не твое дело. — Дик достал кошелек и бросил на стол талл. — Хозяин, пару самого лучшего!
Хозяин «Цветка» был не из тех, кто не замечает таких клиентов.
— Монсеньору угодно «слезы» или «кровь»?
— Черная есть?
— О, — трактирщик многозначительно взглянул на одежду Дика. — Только для вас. Осталась как раз пара. Прошлый урожай.
— Несите.
Трактирщик прибрал золото и исчез, взмахнув белым полотенцем, словно крылом.
— Дикон, — зашептал Наль, — только не говори, что ты берешь деньги у Ворона. Это невозможно…
— А почему бы и нет? — огрызнулся Дик. — Эр обязан содержать своего оруженосца. Не я ему должен, а он мне. Из Окделла по его милости и так все соки вытянули.
— А ты берешь от него подачки, про тебя и так говорят…
— Что?
— Ничего. — Наль замкнулся, как потревоженная устрица. — Хорошо, если хочешь, давай выпьем. Я про «Черную кровь» только слышал.