Красное на красном

— Я привэтствую посла благароднога Альдо Ракана, — прогудел кагет с заметным акцентом, — я счастлив пригласить его в Сагранну. Мое имя чисто, как мая сабля. Я казарон Рубаз-ло-Рединур из рода Вабимкатай.

— Я приветствую благородного казарона, — повторить первый раз услышанное имечко Робер не рискнул, — и я счастлив, что наши кони пойдут рядом.

Счастлив он, как же! Свалившийся на голову придурок неплохо знает талиг, значит, говорить с Каллиолем станет трудно. Правда, нос у этого красавца в тон одежде. Пьяница? Сейчас и проверим. Как хозяин, он должен пригласить фиолетового за стол. С другой стороны, сам он — гость казара, так что приглашать должны его. И вообще где Каллиоль? Клемента подобные вопросы не занимали — увидев ломящийся от снеди стол, Его Крысейшество покинул Робера и устремился к блюду с плоскими сладкими хлебцами.

— Какой звэр, — расплылся в улыбке фиолетовый, — мы будем друзьямы!

Клементу было не до дружбы, он хотел кушать и кушал, но опасным ему новый человек не показался. И то хорошо! Эпинэ оглянулся на толпящихся слуг и повернулся к казарону.

— Благородный друг, давайте присоединимся к моему питомцу.

Вышло не совсем по-посольски, но кагет с готовностью взялся за дело. Правда, к вящему удивлению Робера, потянулся не к вину, а к каким-то ядовито-зеленым штукам.

— Выпьете?

— Нэ пью вина, — отрезал лиловый нос, — вино дэлает мужчину глупцом, а жэнщину — шлюхой.

— Вы хорошо знаете талиг.

— Хорошо. Я жил в Олларии. Хароший город, красивые жэнщины, — кагет отправил в пасть сразу несколько кусков. Клемент за столом, вернее, на столе, вел себя намного деликатнее. Крыс ловко подхватывал хлебец, отбегал на безопасное, с его точки зрения, расстояние, присаживался на задние лапы и, держа добычу передними, быстро и аккуратно сгрызал ее до основания и только после этого бежал за следующим куском. Казарон же набивал рот так, что не мог произнести ни слова. Выждав, пока сотрапезник покончит с очередной порцией, Эпинэ, как мог вежливо, произнес:

— К сожалению, я не расслышал имени своего нового друга, а мой переводчик отлучился.

— Ваш пэрэводчик был гоган? Так? — Кагет кивнул слуге, и тот навалил на огромную тарель мясных катышей и полил чем-то белым.

— Да.

— Он утонул.

— Как утонул?!

— В рэке. Упал и, — казарон, чтобы развести руками, даже отложил ложку, — и утонул. Глупо…

Каллиоль мертв. Случайность? Или его столкнули. Кто? Свои, потому что он слишком сошелся с чужаком, или кагеты? А может, люди Дорака? Глупо думать, что тут их нет, но чем им помешал толмач? Если б его похитили, еще можно было б понять, но убийство!

— Ты нэ волнуйся, — расплылся в улыбке Лиловый Нос. На его усах белели капли соуса, — рыжий тэбэ болше нэ нужен. Я так и так должэн вести тебя в Сагранну. Бириссцы гоганов к сэбэ не пускают. Они гордые. Мы покажэм тэбэ такую охоту…

Зачем ему охота? Зачем вообще это все? Что случилось с Каллиолем? И ведь не пойдешь и не спросишь. Он даже проститься с покойным не может, потому что для посла толмач — предмет обихода. Если начать волноваться, кагеты насторожатся. А может, сказать, что у него что-то пропало? Нет, так еще хуже. Пойдут расспросы, а он врать не горазд.

Каллиоля убили — в этом Иноходец не сомневался, убили тогда, когда Эпинэ дрых, и ему даже кошмар не приснился. И еще говорят, что бывают какие-то предчувствия, видения. Глупости все это!

Клемент нажрался по самое не могу, отполз от все еще внушительной горки хлебцев, враскорячку добрался до хозяина и взгромоздился тому на плечо. Кагет все еще ел, а вот Роберу расхотелось. Выпить, что ли, за помин души новопреставленного, хотя Леворукий знает этих гоганов, как у них там положено.

— Ты ешь, — с заботливостью оставшейся в Агарисе Матильды провозгласил казарон, — нам далэко ехать. Ты про Сагранну знаешь?

— Мало.

Он и впрямь знал мало, к тому же ему не хотелось говорить. Пусть этот Как-его-там болтает, а он будет слушать и запоминать, потому что думать сейчас выше его сил.

— Ми поедем в Барсовы Врата, — возвестил, облизывая пальцы, казарон, — это лучшая крэпость со стороны Талига.

— Я рад, сударь, что увижу Барсово ущелье.

— Это красыво, — разулыбался кагет, — так красыво! Справа — горы, слэва — горы, посэредине дорога. Хорошая, торговая, четыре повозки в ряд пройдут. Только пройдут, если мы захотим.

Да уж… Стена с воротами, на стене пушки, гайифские, разумеется. Любопытно, чем это Адгемар угодил гайифскому императору, что тот прислал ему пушки вместе с пушкарями. Или наемники? Гайифцы задаром в такой дыре сидеть не станут.

Бириссцы могут сколь душе угодно трясти своими сединами, и для эсператистов и для олларианцев они — дикари. Даже для кагетов, просто подданные Адгемара не шибко любят воевать — злости в них мало. Ума, впрочем, тоже. Весь ум казару достался.

Глава 4 Тронко «Le Chevalier des 'Ep'ees» [131]

1