Красное на красном

Оллар и королева покинули будуар первыми. В приемной с августейшей четой поравнялся перебиравший четки Дорак — шлифованные гранаты в длинных белых пальцах казались застывшими каплями крови, крови, которой на лжекардинале было еще больше, чем на Вороне. Кансилльер Талига и Первый маршал следовали за Их Величествами, отставая на два шага, Дику же ничего не оставалось, как пойти за своим эром. Сзади раздался шорох — к процессии присоединились толпившиеся в приемной дамы и девицы. Юноша спиной чувствовал на себе любопытные женские взгляды и готов был провалиться сквозь роскошный алый ковер, покрывавший не менее роскошный паркет, но приходилось идти, соразмеряя шаг с шагом Рокэ. Оказавшийся во дворце Олларов сын Эгмонта Окделла должен показать всем и каждому, что ничего не боится и ему не нужны «навозные» милости.

Юноша твердо решил перенять походку Рокэ и его манеру держать голову. Именно так должен ходить человек, которому нет дела до того, что о нем подумают, презирающий тех, кто пытается презирать его самого.

Шествие остановилось на покрытом ковром возвышении, с которого открывался великолепный вид на зал, без сомнения, бывший гордостью создавшего дворец архитектора. Высокий, полупрозрачный купол поддерживали два яруса белоснежных колонн, разделенных легкой галереей, обнесенной кованой серебристой оградой, столь изящной, что снизу она казалось кружевом. Паркет был украшен великолепным в своей изысканности и простоте орнаментом. Мастер, использовав древесину, наверное, всех известных ему деревьев, добился невероятной плавности цветовых переходов. Между колоннами висели изящные люстры, казавшиеся невесомыми, хотя на них ушло немало хрусталя и бронзы.

Их Величества уселись в обитые бархатом вызолоченные белые кресла, Дорак занял черное. Кансилльер и Первый маршал встали за спиной Фердинанда, а Дикон, по-прежнему не зная, что ему делать, придвинулся поближе к маршалу. Впереди маячили послы иноземных держав, за ними толпились аристократы — между бритых лиц «навозников» мелькали бородки Людей Чести. Дикону показалось, что он узнал герцога Придда. Интересно, где Валентин?

Фердинанд Оллар кашлянул и монотонным голосом заговорил о своем благорасположении к собравшимся. Король бубнил, а Дикон смотрел на точеную шею Ее Величества, слегка склоненную то ли под тяжестью перевитой жемчужными нитями прически, то ли под тяжестью одиночества и тоски.

Глава 2 Агарис «Le Deux des Épées» [97]

1

Робер в сотый раз оглядел пресловутую шкатулку и водрузил на стол. Красой реликвия рода Раканов не блистала — облупившиеся миниатюры казались чудовищными не столько по содержанию, сколько по исполнению. Некогда дубовый ящик украшали драгоценные камни, но их давно продали, и на их месте зияли дырки, делавшие ларец еще менее привлекательным.

— Ну что? — Альдо с интересом следил за манипуляциями друга. — Отдаем?

— Как бы Енниоль не решил, что мы над ним издеваемся.

— Ну, — засмеялся принц, — достославный сам пристал к нам с фамильной рухлядью, вот пусть это чудище и забирает. Главное, чтоб в ней никаких тайников не оказалось, а то обидно будет.

— Да вроде она без секретов, — с некоторым сомнением произнес Иноходец, но все же вновь взялся за реликвию. Та, не считая крышки, казалась выдолбленной из цельного куска дерева. Внутри сохранились следы лака, снаружи дерево было инкрустировано грубо выполненными золотыми и серебряными символами Великих Домов — Волной, Скалой, Молнией и Вихрем. Странного вида завитки и зигзаги обрамляли эмалевые медальоны с летящими ласточками, дерущимися жеребцами, морскими чудищами и осенними вепрями, на крышке же древний художник изобразил нечто вовсе немыслимое. Среди похожих на подушки облаков парил разноцветный зверь, четырехглавый и нелепый. Какой-то безумец к птичьему телу добавил четыре змеиные шеи, между которыми извивались щупальца, а на самих шеях сидели изрыгающие молнии конские и кабаньи головы — черные и белые.

— Вот ведь тварь, — вздохнул Эпинэ, — приснится — не проснешься.

Стук в дверь возвестил о приходе слуги, принесшего на блюде письмо от торговца лошадьми. Альдо и Робер переглянулись, затем Иноходец завернул дубовое чудовище в плащ, взял под мышку, и приятели вышли, громко разговаривая о достоинствах некоего морисского жеребца. Жеребец существовал на самом деле, и его пришлось «купить» — Енниоль не терпел небрежности даже в мелочах.

Мориск и в самом деле был хорош и полностью оправдывал свое имя. Истинный Шад! Очарованный Эпинэ так увлекся беседой с конюхом о привычках рыжего красавца и налаживанием добрых отношений с ним самим, что, когда открылась потайная дверь, с трудом вспомнил, в чем дело. Пришлось оставить благожелательно хрумкающую морковкой лошадь и заняться политикой. На сей раз талигойцы оказались в тесной комнате, расположенной под конюшнями. Достославный Енниоль, показавшийся Иноходцу старше, чем в прошлый раз, приветствовал их с уже знакомой витиеватой учтивостью.