Красное небо

— Ты там очень-то с дядей не конфликтуй, — сказал отец. — Я знаю, он большой зануда, но в гостях, ратоборец, не дома. Терпи, казак, — атаманом будешь!

— Он меня не любит, — ответил Ратмир.

— Он никого не любит, кроме Мани да своих дочек. И еще себя.

— Когда ты приедешь? — поинтересовался Ратмир.

— Может, через две недели, — сказал отец. — Мы на этой ветке начнем путь ремонтировать. — Ну, пойдем в вагон, Илья Муромец! — потрепал его по плечу отец. — Через три минуты отправление…

— Я сейчас… — Ратмир подошел к Володьке, протянул руку, потом толкнул кулаком в грудь. Все-таки Грошев — единственный в городе у него настоящий друг-приятель. И вот сейчас Ратмир почувствовал некоторую грусть, что расстается с ним.

Ни Володька, ни Ратмир, ни даже прозорливый отец еще не предполагали, что в скором времени грянут такие грозные события, которые в один миг превратят это безмятежное синее небо в железный ад. И много еще лет над их головами будет грохотать красное небо.

— Рацию отдай, Грош! Ты же поможешь диверсанта разоблачить!

— На кой она мне? — пожал плечами Володька.

Ратмир стоял у опущенного окна и смотрел, как все дальше отодвигается большое кирпичное здание вокзала, все быстрее уползает перрон со стоящими на нем высоким отцом в железнодорожной фуражке и худым как жердь Володькой Грошевым. Ни отец, ни Володька не подняли руку и не помахали ему. И он им не помахал. Тогда это у мужчин не было принято…

Уезжая теплым летним вечером в Красный Бор, Ратмир и подумать не мог, что больше он никогда не увидит древний, утопающий в зелени город Задвинск таким, каким он был в июне 1941 года.

ГЛАВА 3

Утром, уходя на службу, дядя Ефим сказал Ратмиру:

— Вы, я знаю, городские, народ балованный, а у нас тут бездельников не больно жалуют… Будешь, племяшок, гряды в огороде пропалывать или воду в бочку из колодца таскать?

Ратмиру не хотелось делать ни того, ни другого: ему хотелось пойти на речку Боровинку и выкупаться, но с дядей лучше не спорить, он всегда прав… И потом, если начнешь возражать, нотациями замучает. Остановится напротив и, заложив ладонь за широкий командирский ремень со звездой, начнет пространно разглагольствовать о необходимости повседневного труда, о том, как он в детстве гусей пас, когда еще был от горшка два вершка, обязательно вспомнит, что в позапрошлом году задарма сшил свояку (отец Ратмира приходится дяде Ефиму свояком, потому что тот женат на сестре матери тете Мане) костюм из первостатейного командирского сукна… Этот полувоенный костюм до сих пор висит в гардеробе, отец его, кажется, ни разу и не надел. Не потому, что костюм был плохо сшит — дядя свое дело знает, — просто отец привык к синей железнодорожной форме, а дядин костюм был из зеленого сукна.

— На работу опоздаете, — заметил Ратмир, почувствовав, что дядя настропалился и впрямь просветить его о пользе труда в обществе. Прислонившись к резному столбу крыльца, он уже заложил крепкую ладонь за коричневый ремень и даже ногу отставил в начищенном хромовом сапоге.

— Не твоя забота, — сказал дядя. — Ты глянь на мой дом? — повел он глазами вокруг. — У кого еще в поселке есть такая добрая хоромина? Бревна-то подогнаны одно к одному. Думаешь, даром мне все это досталось? Сам ездил в лес, сам метил деревья. А за яблоньками проскочил аж в самый Питер! Зато ни у кого в поселке нет такой душистой антоновки…

— Я пойду воду таскать, — сказал Ратмир и, повернувшись к дяде спиной, направился к колодцу.

— Племяшок, воды натягаешь, потом сбегай на Ближний луг — нарви молочая кролям! — бросил вслед дядя.

Он никогда не называл его по имени, вот придумал противное «племяшок»! Имя у него и вправду не простое, многие на нем спотыкаются. Тонька, например, звала его Рат, двоюродные сестренки — Мирка, а тетя Маня — Денис, по фамилии. Все это еще можно стерпеть, но вот «племяшок» раздражало Ратмира. Тем более что он никакой дяде не племянник, тете Мане — другое дело.

Колодец был во дворе у дощатого забора. Крутя рогатый барабан с тонким металлическим тросом, Ратмир доставал помятым с одного бока ведром холодную колодезную воду и бухал в огромную железную бочку, стоявшую рядом. Туда, наверное, сорок ведер влезало… Льешь-льешь — и конца-края не видно! Из темной дыры тянет прохладой и сыростью.

— Там большая жаба живет, — услышал он тоненький голосок. Это Аля.

— Я раз вытащила ведро, а там — жук-плавунец, — прибавила Таня. У нее голос погрубее.

— Что вы хотите делать: воду таскать или молочай кроликам рвать? — повернулся к ним Ратмир.

— Мы хотим купаться, — ответила Аля.

— Папа нам не разрешает воду доставать из колодца, — прибавила Таня.