Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем

Аутсайдерам и маргиналам, плебеям и дворнягам. Бедным некрасивым неталантливым неуспешным провинциалам. Сбитым лётчикам, неудачливым конструкторам и их никчёмным невзлетевшим детищам, забытым писателям второго ряда, умершим в сумасшедших домах философам.

Траве, полыни, бурьяну. Глине, перегною, праху. Почве – хоронящей и родящей.

Искрам, не разгоревшимся в пламя. Пулям, пролетевшим мимо цели или обессмысленным осечкой.

Икринкам, из которых не выросло рыб.

Гениальным нотам, растворённым в эфире, но так и не выхваченным из него. Словам – сгоревшим и незаписанным.

Тем, кому вообще не удалось, не посчастливилось родиться.

На глянцевых обложках места на всех не хватит, но человечество живёт не одними суперзвёздами. Есть красота победы, но есть и высокая красота проигрыша. Человек состоит не только из успехов, но и из поражений, которые никак не менее важны. Удаче и несчастью – одна цена. Главное – направление движения и последовательность, остальное призрачно и несущественно. Победил тот, кто не сломался и шёл в нужном направлении. Стремился к своему потолку, какому ни есть, и за него. Выйдет пешка в ферзи или нет – зависит не только от неё. Даже Олдрин переживал, что ступил на Луну не первым, а вторым. Внушал себе: «Быть вторым – это нормально, если ты делаешь всё, на что способен». Неудача, твердил он, – это возможность («Неудачи – путь к удачам», – говорил и безумный философ Нон Эсма). Что до славы – она капризна и непредсказуема, как погода у моря. Надеяться на неё можно, рассчитывать – нельзя. Подвижнику неба Нестерову досталась всемирная слава, великому Арцеулову – память профессионалов. Бо́льшую часть пути до Америки чкаловский АНТ-25 пилотировал опытный в слепых полётах Байдуков, но славу взял Чкалов. На всех её не хватит. Значит ли это, что не-Чкаловы, тыловые труженики человеческой истории, жили, действовали, умирали напрасно?

Кит не живёт без планктона. Тигра обеспечивает вся тайга. Белоснежным лайнерам и суровым, свинцового цвета крейсерам помогают швартоваться невзрачные трудяги-буксирчики. Космонавта готовит целая наземная армия, быть её рядовым – большая честь.

Из песчинок слагаются горы, хотя каждое минеральное зерно могло бы вырасти в сверкающий кристалл, сложись геохимические жизненные обстоятельства иначе. Алмазам дают собственные имена, но следует помнить, что они рождаются из угля, как стихи из сора, а звёзды – из пыли.

Они сближались, чтобы, встретившись на миг в одной точке чужого неба, разойтись навсегда. Двое бесконечно далёких и самых близких друг другу людей, ибо кто может быть ближе, чем враг в смертельной схватке?

Оказавшись совсем рядом с противником, второй лейтенант Олдрин понял: если его «сейбр» проскочит вперёд, «миг» окажется позади. Нужно самому оказаться сзади, используя хорошие воздушные тормоза «сейбра». Манёвр удался. Олдрин пропустил врага вперёд, довернул самолёт и нажал гашетку. Было видно, как по камуфлированным плоскостям русского самолёта скачут искры. «Миг» – машина крепкая, а «комми» дерутся не только умело, но и фанатично. Говорят, за трусость у них расстреливают. Порой они идут на таран – видимо, не ценят свою жизнь. Как можно победить того, кто не боится смерти? Ничего, Базз. У лётчиков-истребителей нет эмоций. В наших жилах – лёд.

«Миг» пытался скрыться в облаках. Красный пилот уходил вверх, используя преимущество своей более лёгкой машины. Олдрин ринулся следом, продолжая стрелять вслепую из всех шести полудюймовых пулемётов. Вынырнув из облаков, он снова увидел раненый «миг». Вдруг от самолёта отделился тёмный предмет – катапультное кресло. Машина и выброшенный из неё лётчик рухнули в облака и пропали. Олдрин завертел головой. Надо было выходить из боя и пристраиваться к своим.

Шёл май 1953 года. Меньше трёх месяцев назад умер Сталин. Ещё не прострелил своё сердце писатель Фадеев, ещё жил в доме скорби философ Нон Эсма. Луна ещё оставалась недоступной. Даже первый спутник ещё не издал знаменитый «бип», дефлорировав околоземное пространство. Гагарин учился в Саратовском техникуме на литейщика и о небе мог только мечтать.

Колесников слышал, как по плоскостям его «мига» барабанят пули. Вспоминал: у «сейбра» – шесть пулемётов, по четыреста двадцать пять патронов на ствол. Калибр – двенадцать и семь, как у нашего дэ-шэ-ка. Ещё и радиолокационный прицел – даже в облаках не спрячешься, единственное спасение – резкий манёвр… «Миг», принимая пули, перестал слушаться рулей. В кабине появились дым и пламя. Нужно было прыгать. «Лётчик должен действовать быстро, но не торопясь», – вспомнилось Колесникову наставление Кожедуба.

Раздался взрыв – это сработал пиропатрон. Бронезаголовник выбил остекление фонаря, и через миг лётчик обнаружил себя в невесомости и непроглядном облачном тумане. Рывок поставил на место голову и ноги. Раскрылся купол. Вылетев из облака, Лев Колесников увидел входящий в последнее пике неуправляемый «миг» и плотину ГЭС на Ялу. Сердце лётчика колотилось с пулемётной частотой. Он крутил головой. Смотрел то на небо, то на сосны внизу, то на реку.