Красное по белому

— Да, сэр, я не хотела говорить вам об этом, но так как моя дочь настаивает, то я буду откровенна с вами и все расскажу, не пропуская ни малейшей подробности.

— И сделаете правильно, — заметил я.

— Мистер Дреббер прожил у нас около трех недель. Он и его секретарь Стангерсон только что вернулись из путешествия на континент. Я заметила, что на каждом из их чемоданов была наклеена бумажка с надписью «Копенгаген», значит это был последний город, где они были до этого. Мистер Стангерсон был смирный, сдержанный человек, но его патрон, я должна это сказать с крайним сожалением, был совершенно другого характера. Это был грубый, дерзкий человек. Даже в первый день своего пребывания у нас он напился, да и вообще каждый день после полудня он всегда был уже в неприличном виде. Со служанками он обращался так свободно и распущенно, что вызывал у меня отвращение. Но случилось нечто худшее: он очень скоро начал позволять себе различные вольности и по отношению к моей дочери. Несколько раз он заводил с ней разговор на тему, которой она по своей невинности не могла, к счастью, даже понять хорошенько. Однажды он схватил ее за талию и поцеловал! Даже его секретарь возмутился таким недостойным поступком своего патрона и уговаривал его опомниться и вести себя приличнее.

— Но почему вы все это терпели? — спросил, я. — Полагаю, что вы совершенно свободно могли избавиться от неприятных жильцов?

Мистрис Шарпантье даже покраснела, до того мое замечание было логично.

— Бог мне свидетель, как я сожалею теперь, что не выставила его за дверь в первый же день, как он поселился у нас, — ответила она, — но соблазн был слишком велик. Они платили очень хорошо, а у нас, квартирохозяек, теперь мертвый сезон. Я — вдова; сын мой, который находится на морской службе, стоил мне очень дорого. И я не нашла в себе силы воли, чтобы отказаться от этих денег, и думала, что поступаю хорошо. Но последняя наглая выходка Дреббера перешла всякие границы, и я отказала ему в квартире, объяснив и причину отказа. Вот почему они и порешили уехать из Лондона.

— Прекрасно. Продолжайте.

— Я почувствовала большое облегчение, когда мои жильцы уехали. Я должна вам сказать, что мой сын в настоящее время в отпуске, и я побоялась рассказать ему все из опасения его вспыльчивого характера. Он так сильно любит свою сестру! Поэтому, когда дверь за этими господами затворилась, страшная тяжесть спала у меня с души. Увы! Менее чем через час раздался звонок. Это был мистер Дреббер, который казался чем-то взволнованным и, очевидно, сильно выпил. Он ворвался в комнату, что-то бормоча и пытаясь объяснить, из чего я поняла, что он опоздал на поезд. Затем повернулся к Алисе и на моих глазах, в моем присутствии начал уговаривать ее бежать с ним вместе.

— Вы совершеннолетняя, — говорил он, — и никакой закон не может помешать вам сделать это. У меня денег больше, нежели я в состоянии израсходовать. Не слушайте старуху, идемте со мною сию минуту. Вы будете жить как царица.

Бедная Алиса, сильно напуганная, отступила от него подальше, но он схватил ее за руку и потащил к двери. Я закричала, и в тот же момент на пороге появился мой сын Артур. То, что произошло затем, не поддается описанию. Я слышала проклятия, шум борьбы, но от ужаса не смела даже поднять глаз. Когда я пришла несколько в себя, то увидела Артура, который стоял с тростью в руке возле двери и неистово хохотал.

— Не думаю, что этому джентльмену снова придет желание досаждать вам, — сказал он, — но я пойду за ним и посмотрю, что с ним будет.

Сказав это, он взял шляпу и пошел вниз. А на другой день мы узнали, что Дреббер умер загадочной смертью.

Ее рассказ часто прерывался вздохами и слезами. По временам мистрис Шарпантье говорила так тихо, что я едва улавливал ее слова. Я сделал несколько пометок в своей записной книжке.

— Это поразительно, — заметил Шерлок, зевая, — а затем?

— Когда она кончила свой рассказ, — продолжал Грегсон, — я понял, что все сосредоточилось на одном пункте. Потому, устремив на нее пронзительный взгляд, который, как знаю по опыту, производит большое впечатление на женщин, я спросил, в котором часу вернулся ее сын домой.

— Не знаю, — ответила она.

— Вы не знаете, когда?

— Нет, не знаю. У него был с собой ключ от входной двери.

— Вы уже легли, когда он вернулся?

— Да.

— В котором часу вы легли?

— Около одиннадцати.

— Значит, ваш сын находился в отлучке, по крайней мере, два часа?

— Да.

— Может быть, даже пять часов?

— Может быть.

— Что он делал в продолжение этого времени?

— Не знаю.

— Конечно, я-то знал. Расспросив, где находится лейтенант Шарпантье, я взял с собой двух агентов и арестовал его. Когда я коснулся его плеча и попросил его следовать за мной, он спросил меня с наглостью: «Вероятно, по делу этого мерзавца Дреббера?» Так как я не объявлял ему причины его ареста, то это восклицание показалось мне в высшей степени подозрительным.

— В высшей степени, — подтвердил Холмс.

— В руках он еще держал толстую трость, которую взял, по словам его матери, когда отправлялся провожать мистера Дреббера. Толстущая палка из цельного дуба.