Красное самоубийство

Почему мы и сами за семь десятилетий не смогли толком накормить, одеть свой народ? Почему враждовали со всем миром? “Почему” родились давно, сначала не хотелось об этом думать… Я долго верил, что можно путем реформ, эволюции либерализовать Систему. Теперь – не верю. Перестройка – дорога в этом направлении. Но ленинская система такова: или она есть, или ее нет. Реформы к ней неприменимы».

Братство по-кремлевски

После окончания Второй мировой войны в 1945 году Советский Союз подчинил себе несколько восточноевропейских стран от Балтийского моря до Черного, прихватив к тому же Югославию и Албанию. В число так называемых тогда стран народной демократии попали еще Монголия, Вьетнам, Куба, Северная Корея и отчасти – Китай, который с годами делался все более независимым. Думаю, сегодня мало кто помнит о тяжкой судьбе этих стран уже в первые послевоенные годы. Сталина не устраивало то, что в бывших до войны независимых государствах все еще сохранились кое-какие остатки либерально-буржуазных порядков. Тем не менее, в полном соответствии с нашей традиционной коммунистической демагогией, отношения СССР со странами народной демократии (вскоре их стали называть социалистическими!) были провозглашены братскими. Ни больше, ни меньше!..

В 1948 году против сталинского диктата восстала Югославия во главе со своим лидером маршалом Тито. Известно, в какое бешенство пришел Сталин в связи с этим. О реакции нашего вождя на югославский бунт красноречиво говорит опубликованный в то время в «Правде» памфлет К. Симонова, написанный по прямому указанию Сталина и носящий явные следы его личной редактуры. Итак:

...

«Когда ренегат, то есть отступник и предатель, приходит к власти, обманув народ явной демагогией и устранив опасных для себя честных людей тайными убийствами, – он стремится поскорее приобрести возможно более достойный и пышный, по его мнению, вид…»

Далее Симонов сравнивает Тито с Герингом, ближайшим соратником Гитлера:

...

«Если бы спросить самого ренегата, то в глубине души мысль о таком сходстве ему бы только польстила. В глубине души ему нравится Геринг – это настоящий, по его мнению, барин с его маршальским жезлом, его замками, охотами, любовницами, мундирами и перстнями…»

Выясняется, что ренегат – не просто отступник с революционным прошлым, которое он предал. Выясняется, что у него никогда не было этого прошлого, что он просто – старый полицейский провокатор… Он оказывается еще и старым шпионом сначала одной державы, потом другой, потом третьей.

Клубок, в котором он, казалось бы, так тщательно обрезал все концы, клубок, который он, казалось бы, так густо позолотил руками своих придворных летописцев.

Главная неприятность состоит в том, что клубок начинает угрожающе разматываться в других странах, за пределами власти ренегата…

Он начинает охранять свое “доброе” имя.

Тех, кто знает, – убить! Тех, кто, может быть, знает, – убить! Тех, кто может догадаться, – убить! Тех, кто может услышать и поверить, – за решетку!.. (Неужели Симонову и его заказчику Сталину не видно, что пишется все это словно про советскую действительность?! – В. Н .).

Он лучше, чем всякий другой, заставит молчать. Всех! Всех! Всех! Он сгноит в тюрьмах, если надо, – сто тысяч, если надо – миллион. Он убьет столько, сколько нужно убить! Пятьдесят тысяч? Подумаешь! Он убьет сто, двести тысяч…

Он начинает засыпать… И видит сон, тяжелый, необыкновенный сон: на главной площади Белграда стоит виселица, на виселице болтается человек, похожий на Геринга, на столбе виселицы дощечка с надписью:

Иосип Броз Тито

Предатель. Провокатор. Шпион».