«Мои родители работали в колхозе „Верный путь“, а я – на заводе № 47. Завод выпускал военную технику. В 1941 году мне было 18 лет. В первые же дни войны меня мобилизовали на курсы медицинских сестер. Днем я работала на заводе, а по ночам дежурила на Варшавском вокзале. На вокзале я встречала эшелоны с ранеными и сопровождала их в госпиталь. Красное Село начали обстреливать в августе 1941 года. Я забеспокоилась о родителях и в свободную смену от дежурства на Варшавском вокзале отправилась в Красное Село. Доехала я поездом до Скачек. Дальше поезд не шел, так как за Красное Село уже шел бой. Все, кто ехали в поезде, пошли пешком. По дороге в Село ехала военная машина, в которой находился К. Е. Ворошилов. В то время он был командующим Ленинградским фронтом. Машина ехала медленно, а мы шли за ней. Навстречу нам двигались раненые воины Советской Армии. Так дошли мы до площади. Находилась она до войны дальше сегодняшней. Площадь была запружена ранеными. Кругом рвались снаряды. Было это 10 сентября 1941 года. Родители мои находились в окопе. Я спустилась к ним. Стрельба продолжалась всю ночь. Утром бой разгорелся еще сильнее. Днем 11 сентября немцы уже были на нашей улице. Мы вышли из окопа. Немцы в это время сели в машины и поехали в сторону Скачек. О моем возвращении на завод не могло быть и речи. Так я оказалась на оккупированной территории. 12 сентября 1941 года немцы были остановлены в районе Лигова. После этого они начали размещаться по домам. Немцы выгоняли красноселов из домов и занимали здания, которые им понравились. Наша семья первые дни оккупации жила в своем доме. В нем был хорошо оборудованный подвал. В августе 1941 года красносельский колхоз „Верный путь“ был расформирован. Колхозное зерно положили на хранение в наш подвал. Колхоз был семеноводческий. Здесь выращивали сортовые семена пшеницы. Сортовое зерно было распределено по маленьким мешочкам. Кто-то сообщил немцам о том, что у нас в подвале хранится зерно. Подъехали немцы на лошади и все зерно забрали. Сортовое зерно они отправили в Германию. Вскоре нас тоже из дома выгнали. Мы поселились в доме соседей. После оккупации Красного Села немцы сразу же ввели трудовую повинность. Мне пришлось работать на разных работах. Каждое утро нужно было являться в комендатуру и получать назначение на работу. Сначала я стирала немецким солдатам белье. За эту работу нам давали на неделю буханку хлеба на двоих. Немцы опасались пить воду из наших колодцев, боялись отравы. Поэтому для них постоянно привозили минеральную воду. Ее привозили поездом. На станции ее выгружали и на лошадях развозили по воинским частям. Мне приходилось выгружать минеральную воду. Бутылки с водой размещались по ящикам. Они были тяжелые. Однажды, когда мимо проходил охранник, я специально уронила ящик с бутылками. Охранник испугался и закричал: „Партизаны!“. Сбежались другие солдаты-охранники. Но партизан не оказалось. После захвата фашистами Севастополя часть немецких войск была переброшена под Ленинград. Одна из таких групп размещалась в Красном Селе. У них на рукавах я видела нашивку с надписью „Севастополь“. Фашисты привезли с собой дальнобойное орудие и установили его на территории Фаянсовой дачи, вблизи Нижнего кладбища. Меня и группу девушек заставили носить бревна, из которых сооружали настил. Эти бревна нужно было укладывать ровно, чтобы они плотно примыкали друг к другу. Мы намеренно не сумели ровно их уложить, и к вечеру нас выгнали с этой работы. Работая, мы говорили немцам: „Ваша пушка не будет стрелять“. Они отвечали: „По Севастополю стреляла и по Ленинграду будет стрелять“. Но к великому их огорчению и к большой нашей радости, это орудие произвело только один выстрел. Оно было полностью выведено из строя советской артиллерией. После этого меня заставили работать уборщицей в одной из казарм госпиталя. Я заметила, что туда прибывают солдаты на отдых после участия в боях. Отдыхали они по нескольку дней. Группы менялись. Здесь были немцы, испанцы, норвежцы. Вскоре меня перевели сортировать обмундирование погибших солдат. Вещи, подлежащие ремонту, откладывались в одну сторону, а не подлежащие ремонту в другую. Я порвала куртку, подлежащую ремонту, и положила ее к вещам, не подлежащим ремонту. Охранник заметил это, и я получила от него пощечину. Осенью 1943 года нашу семью вывезли в деревню Нисковицы. Здесь мы прожили несколько дней. Коренным населением деревни были финны. Их отправили в Финляндию, а нас – в Литву. Наши вещи выгрузили на берегу речки, здесь нас и оставили. Отсюда мы самостоятельно пошли в близлежащую деревню. Староста этого населенного пункта поселил нас в барак и определил на работу. Пришлось нашей семье и жать, и молотить, и картошку убирать. Освободила нас Советская Армия. Вернувшись в Красное Село, как и все побывавшие в оккупации, прошли мы через недоверие послевоенной советской власти»[161]
.