Красное Солнышко

– Теперь пора, будто угомонились малость! – шепнул посаднику старейший из именитых бояр.

Тот кивнул ему в ответ и, подойдя к самому краю помоста, закричал, что было сил:

– Послушайте, мужи новгородские и людины, все послушайте речи моей.

– Говори скорее, – раздались голоса, – а мы судить будем.

– Решили мы все здесь, на свободном вече, – продолжал посадник, – что негоже Господину Великому Новгороду быть ниже Киева, ибо есть у сего града свой князь. А так как такого князя у нас нет, то и призвали мы опять к себе князя Владимира Святославовича; без принуждения чьего-либо призвало его вече; выслушал послов наших князь и согласился идти к нам и править по старине и вольностям нашим, ничем их не нарушая и оберегая их, как зеницу ока своего. Об этом было уже вече, и все вам послы наши сказали.

– Так, так. Знаем это, – загремели криком, – где же он, князь-то, нами избранный, отчего его нет до сей поры?

– Вот и собрали мы вас на вече, – перекричал всех посадник, – чтобы сказать вам: идет князь Владимир Святославович и ополдень должен уже здесь быть; великою честью должны мы его встретить, челом ударить ему всенародно, дабы был он к нам милостивив, от врагов защищал, правых виновным в обиду не давал, судил по обычаям дедовским и был бы за весь народ приильменский один за всех и нам бы всем быть за него одного!

Весть о том, что избранный князь уже близко, ошеломила вечевиков. Они все стихли, крик и шум прекратились, всем как будто стало не по себе.

– Что же теперь, люди добрые, – проговорил один из степенных бояр, – чего призадумались? Сами под ярмо полезли, так уж думать нечего; теперь нужно идти на берег да встречать князя великой честью. Не то худо будет. Не один он идет, с ним и Добрыня Малкович.

Вече встрепенулось. Хорошо знали новгородцы крепкую руку Добрыни, показал он им себя, и теперь сразу припоминалось им, что не любит Владимиров дядя противоречий, хотя бы противоречия и от самого веча шли.

– Не хотим Добрыни, не хотим! – разом закричало множество голосов. – Пусть князь один к нам идет.

– Не хотим, не хотим! Пусть князь от себя Добрыню прогонит!

– Владимира Святославовича себе в князья выбирали, а о Добрыне Малковиче и речей не было.

У Добрыни были, однако, в Новгороде и сторонники.

– Нельзя так, – кричали с другой стороны, – племянника берем, так негоже его с дядей разлучать.

– Обоих принимаем!

– Пусть оба идут!

Мнения разделились. Поднялся невообразимый крик. Вечевики с пеной у рта наступали друг на друга. В отдаленных углах площади уже завязывались драки. Шум становился зловещим. Разгоравшиеся страсти легко могли довести всех этих людей до кровопролитной рукопашной схватки, слышался уже лязг железа: это наиболее буйные из вечевиков схватились за оружие.

Но в тот момент, когда общее напряжение возросло до последней степени, вдруг с Волхова донеслись громкие звуки рогов. С поразительной быстротой смолк весь крик, шум, сами собой успокоились вспыхнувшие было страсти.

– Князь, князь прибыл! – пронесся среди вечевиков крик, и вся толпа, забыв о недавнем несогласии, стремглав пустилась от Детинца на волховский берег.

6. КНЯЗЬ

На берегу вечевики увидели, что княжеские суда, никем не замеченные, успели подойти к самому Детинцу. Невольно приумолкли те, кто был против Добрыни Малковича.

Словно лес из копий вырос на подошедших драккарах и ладьях. Ярл Освальд так расположил свои норманнские и варяжские дружины, что с берега казалось их гораздо более, чем было на самом деле.

Но не это усмирило, успокоило толпу: на большой, богато убранной ладье народ увидел своего избранника, князя Владимира Святославовича, при виде которого невольно все, даже самые бурные, самые бесшабашные, поддались его обаянию. Князь стоял, освещенный солнцем, посредине ладьи, так что его можно было заметить издали. Он был в блестящих медных доспехах и шлеме викинга. Солнечные лучи так и сверкали на его броне и, преломляясь на меди шлема, рассыпались сиянием вокруг его красивой головы. Густые кудри Владимира выпущены были из-под шлема и струились по плечам. Левой рукой он опирался на длинный, с крестообразной рукоятью, скандинавский меч, правую положил на плечо Добрыни Малковича, одетого в панцирную рубашку до колен и высокий новгородский шишак.

Рядом с красавцем князем Добрыня казался олицетворением могучей силы, и вечевики невольно залюбовались на этих двух людей. Забыто было прошлое; толпа отдалась обаянию торжественной минуты, и вместо угроз с берега несся один только приветный клич:

– Привет тебе, солнышко наше красное, привет тебе, князь Владимир Святославович!

Из Детинца вышли и спустились к самой воде посадник и все бояре. И на них подействовала торжественность минуты, и они невольно поддались общему чувству. Кое-кто из бояр даже прослезился. Вместе с народом все они кричали приветствия, а в это время с княжеской ладьи были уже скинуты на берег сходни, и князь, сопровождаемый Добрыней, Освальдом, Эриком и послами Новгорода, легко сошел на твердую землю.