Красное ухо

Оброненное словно ненароком известие о грядущей поездке производит впечатление. Получается, совсем не обязательно выходить из дома, чтобы прослыть великим путешественником. «Я заскочу к вам после Нового года, — говорит он и тут же добавляет: — если, конечно, не буду в Африке, что вполне возможно. А может, все-таки махнуть в Мали, — бормочет он себе под нос, ни к кому как будто не обращаясь. — Ты знаешь, ничего обещать не могу. Не исключено, что в это время буду как раз в Африке».

За кого он нас держит?

Никуда он не поедет. Однако с удовольствием смакует саму идею. Ему не нужна Африка, ему вполне достаточно слова Африка, на употребление которого отныне он имеет полное право. Африка, Африка. Оно уже не звучит так нелепо в его устах. Африка. Он смотрит вдаль уверенным взглядом собственника. Там, за горизонтом, теперь он словно у себя дома. У него есть все основания произносить слово Африка.

В его голосе, когда он говорит об Африке, все чаще слышится легкая пресыщенность.

Можно подумать, что он уже сто раз был в Африке. Можно подумать, что он вообще не вылезает из Африки. Что он как минимум шесть месяцев в году проводит в Африке. И, честно говоря, Африка ему уже поднадоела. Пора бы сделать перерыв. Несколько месяцев вдали от Африки пошли бы ему на пользу, просто чтобы сменить обстановку. Пользуясь передышкой, он наконец почитал бы в свое удовольствие, возможно, даже написал бы что-нибудь. Конечно, ничего такого он не говорит, но его манеры, намеки и недомолвки — все выдает в нем усталого странника, мечтающего передохнуть.

Чтобы с новыми силами пуститься в путь, разумеется.

Какая наивность! А ведь он почти уверен, что до него никто не умел пользоваться бумагой и пишущими средствами, и вот теперь он решил заявить о себе как о человеке деятельном и с этой целью неустанно повторяет слово Африка. Африка, Африка. Иногда он говорит не Африка, а Мали, так вернее.

Точность всегда считалась одним из главных достоинств его стиля.

Его действительно зовут в Мали, в какую-то деревню на берегу реки Нигер. Но он намерен отказаться. Конечно, он не станет разглашать истинные мотивы своего решения. Он не скажет, что на самом деле труслив, нелюбознателен и настолько доволен собой, что не видит оснований для того, чтобы расстаться с привычным образом жизни, и предпочитает и дальше упиваться собственной ограниченностью, погрузившись в самосозерцание.

Прислушайтесь — и вы услышите, как он мурлычет от удовольствия.

В его мозгу зреют строки исключительной поэтической силы.

Африка Красная земля черного человека
Земля где можно встретить самого себя когда осядет пыль
Здесь варварство и дисциплина живут в ладу как верные супруги
А чтоб добраться до сердцевины ты должен вырыть в кожуре колодец
Здесь каждому дано узреть себя в лоснящемся лице эбенового древа

И так далее.

Так и видишь Африку. Зачем куда-то ехать?

О Африка иссохший берег Млечного пути
Луна луны без электричества и без воды
Слону лишенному своих космических сапог не далеко дано уйти
Оружие здесь примитивно но солнце было сражено
И вот его большое тело распластанное по земле

И так далее.

Но он уже не верит в поэзию, а следовательно, и в Африку он больше не верит.

Африка всегда была для него не более чем поэтическим вымыслом, неким пространством, где воображение поселило самых фантастических животных: слона (слона!), жирафу (жирафу!). Но раз поэзия больше не в состоянии облекать ее в слова, Африка должна исчезнуть. Сколько уж времени она не порождает новых толстокожих? И нам, прагматикам, нет больше дела до ее детских сказок. Африка осталась в прошлом.

Это был всего лишь сон.

Наивная выдумка о сохраненной невинности, о первобытной жизни, дошедшей до наших дней. Бурно восторгаясь аутентичностью каких-нибудь масаи[1] или фульбе[2], западный путешественник отказывается признавать и осознавать свою собственную — аутентичность вдруг ни с того ни с сего оказывается синонимом простоты и бескультурья. Он делает вид, что завидует фульбе и масаи, не растратившим своей самобытности, и жалуется на собственную принадлежность к катящейся в пропасть цивилизации, лживой и разобщенной.

Однако все эти восторги, позы, ужимки и жалобы как раз и являются отличительными признаками аутентичного западного путешественника.