Итак, несмотря на свои старые ноги, я дошла до Мерилбоуна, где имеется подходящая мясная лавка, которую держит порядочный шотландец. Этот не обкрадывает свою клиентуру, что, впрочем, весьма удивительно, не так ли? Случайно я заглянула внутрь одной таверны с вывеской «Веселый каменщик», и кого я увидела, пьяного, как вся Польша, который глотал виски пинтами? Противного посыльного…
Диксон и два полицейских инспектора из Скотленд-Ярда уже не слушали ее. Они буквально вылетели на улицу, остановили свободное такси, которое быстро доставило их на Мерилбоун.
…Часом позже мистер Джим Пайк, опасный рецидивист, в деле которого набралось немало лет «тяжелых работ» и тюремных посадок, вновь оказался в камере Ньюгейтской тюрьмы, которую он покинул всего несколько недель назад.
Мистер Джим Пайк клялся всеми богами, что ничего не ведает, что миссис Кроун старая сумасшедшая, которая обозналась.
Прижатый к стенке, он злобно заявил, что больше ничего не скажет, что лучше примет обычную смерть от пеньковой веревки, чем от… чем от…
Он закончил говорить и со страхом начал оглядываться.
Ничего не могло заставить мистера Джима Пайка по прозвищу Крысиная Башка прервать упорное молчание. Но в его кармане нашли тридцать фунтов в банкнотах Английского банка и восемь золотых соверенов. Невероятная сумма для недавнего заключенного!
Ловушка
Заключенный лихорадочно крутился на своей лежанке.
Главные часы тюрьмы пробили десять часов. Ночной сторож совершал обход.
Джим Пайк слышал, как он переходит от камеры к камере, открывает окошечко в центре тяжелой бронированной двери, светит через него в камеру своим мощным ацетиленовым фонарем.
Открылось окошечко камеры Джима Пайка, Крысиной Башки, и он громко захрапел, чтобы уверить даже самого подозрительного из тюремщиков, что у заключенного нет никаких ночных намерений покончить с собой или сбежать. Но едва тьма вновь воцарилась в узкой камере, как заключенный поднял обритую наголо голову и в раздумье уставился на волнистое стекло маленького окошка, сквозь которое просачивался дрожащий лунный свет.
— Еще целый час, — прошептал он. — Клянусь адом, этот час длиннее целого года! У меня от страха душа ушла я пятки! Как же я боюсь! Хотелось бы заснуть и оставить всё как есть!
В полдень он достал из своего котелка, на две трети наполненного вонючим пюре из овсяной муки, крохотную картонную трубочку, в которой лежала записка… Письмо, и какое письмо…
— Они всё предусмотрели, — пробормотал рецидивист. — Какие люди!
Джим выучил текст записки наизусть, потом проглотил ее. Картонная трубочка доставила ему несколько неприятных мгновений и гримас. И до сих пор отзывалась тяжестью в желудке.
— Сколько виски надо выпить, чтобы избавиться от этого вкуса, — усмехнулся он.
Время шло, и его охватывала нервозность. Он в уме повторял инструкции, путался в терминах, грешил на свою память. Он испытывал жуткий страх, что перепутает или забудет указания.
Джим Крысиная Башка не отступал перед самым гнусным преступлением, и английская юстиция еще не свела с ним счеты, но в настоящий момент он испытывал безудержный страх.
— Самое худшее, что мне могут сделать, так это повесить, — повторял он.
Время шло. Джим прислушивался, надеясь различить легкий шаг таинственного союзника, который должен был отпереть дверь.
Но не слышал ничего и начал мысленно ругаться, поскольку слышал только шаги надзирателя, удаляющегося в сторону крыла В.
Одиннадцать часов!
Он считал каждый удар… Да, их было одиннадцать.
Может, над ним подшутили? Неужели всё сорвалось? Он скрипнул зубами, и на глазах у него навернулись слезы ярости.